Центр мира

– Совсем непонятно. Зачем сюда понадобилось подниматься большому количеству воинов?

– Пастух говорит, что они хотели принудить «горных людей» к общению.

– Тогда уж – к сотрудничеству, – хихикнул Спадолин.

– Ну, тебе виднее. Только ничего у них не вышло. Горные люди ушли.

– Они ушли под землю, – уточнил Хорхой.

– Ну, пастух этого не утверждает. Он говорит, что было похоже на то, что они или поднялись в воздух, или ушли под землю.

– Какая-то байка у него замысловатая, – сказал Макс.

– Не байка, а легенда, – Зим помог Максу надеть рюкзак на плечи. – Хочу сказать, что у многих народов есть такие. По всему миру. Примерно как истории о «снежном человеке». Или о людях, которые пришли неизвестно откуда и ушли неизвестно куда.

– Я и говорю – байки.

Ровный подъём пастбища позволял им идти бок о бок и потихоньку беседовать.

– Ну почему же? Вот, посмотри, я долго жил среди тунгусов-оленеводов на Охотском побережье. Сотни лет они обитали там как придётся. Потом пришли странные люди в полушубках и с маузерами, непонятно зачем, только из прихоти, заставили их объединить все стада в одно общее стадо, убили прежних владельцев, поставили новых. Потом на горах и в тайге копали землю, строили шахты, устанавливали там гигантские машины, дышащие дымом и паром. Поставили по краям этих мест вышки и убивали любого, кто приблизится. Пригнали туда других людей – тысячи, десятки тысяч. Те работали: строили дома, рыли дырки в земле, валили лес. Иногда первые люди убивали вторых, тоже тысячами и по совершенно непонятным причинам. А потом… потом неожиданно все ушли. Как ты думаешь, что я тебе сейчас рассказал? Историю Колымского золотодобывающего района с 1934 по 1991 год. И что эти аборигены будут рассказывать друг другу и случайным прохожим через двести лет? А через тысячу?

– Н-да… Через тысячу лет сталь превратится в пыль…

– А следы промышленной промывки золота будут полностью преобразованы водой и ветром. И о том, что когда-то в этом месте принудительно находилось и работало несколько миллионов человек, будут напоминать только редкие бетонные развалины горно-обогатительных комбинатов и фабрик.

Склон пастбища загибался выше и выше, трава становилась всё ниже и ниже. Они приближались к подножию изломанной скальной стены. Долина реки, уже давно превратившаяся в ущелье, поворачивала на северо-восток.

Снова обозначилась узкая тропка. Впереди замаячили каменные развалы, и она тоненьким глиняным утоптанным ручейком зазмеилась между валунами.

– А кто использует эту тропу, если там, выше, никто не пасётся? – спросил Спадолин. – Охотники?

– Какие охотники? – Зим остановился, оперев рюкзак на огромный валун, так, что лямки ослабли. – Бараны. Архары. И козлы горные. Тэки. Кстати…

Он расстегнул грузовой пояс, выскользнув таким образом из обвязки собственного груза, и наклонился над тропой.

– Глянь-ка, кто тут гулял!

Спадолин попробовал проделать тот же трюк, но его рюкзак с грохотом свалился на тропу. Рюкзак Зима продолжал вертикально стоять на валуне, как капроновое яйцо, затянутое чёрными ремнями.

– И кто же? Йети? – спросил Макс.

– Ты эта… С рюкзачком-то поосторожнее, – хмыкнул Зим. – А следочки эти не йети оставил. Гораздо более интересная скотинка. Главное – реальная. Снежный барс.

– Ух ты! – Спадолин и Хорхой с интересом разглядывали причудливый, как разлапистый цветок, след очень большой кошки. – И далеко он отсюда?

– Надеюсь, не очень. Очень хотелось бы своими глазами эту животную увидеть. Но это вряд ли. Мы слишком уж громко двигаемся. Как, впрочем, и любые туристы.

– Может, стволы расчехлить? – в упор посмотрел на Зима Макс.

– Угу. Насколько я понимаю из нашей карты, впереди неизбежен подъём по кромке ледника. Вот там ты и побалансируешь со своей AUG. А мы с Хорхоем на это с любопытством поглядим. Лично я собираюсь достать свой карабин только при подходе к цели. И то, если можно будет без него обойтись – обойдусь. А барса не хрен бояться. Он хоть и большая кошка, но не настолько, чтобы кидаться на людей.

– А как же у этого… У Лермонтова… Барс и Мцыри?

– Ну, на мцырей этих напал не барс, а переднеазиатский леопард. Совсем другой зверёк. Главное, противный. Вот их там и повыколотили, на Кавказе.

– Ну, раз ты так уверен…

– Уверен. Ну, тронулись.

Зим перешёл во главу отряда и теперь всё чаще останавливался, задумываясь о направлении пути.

– Видишь, – сказал он, вроде не обращаясь ни к кому, – зверёк – он ведь тоже не любитель ломать ноги чёрт-те где. Он выбирает самые разумные места для движения. Причём ходит он этими местами столетиями, если не дольше. Так что, когда тропа теряется, надо только немного подумать, чтобы найти её снова.

– Это всё понятно, – скептически заметил Спадолин, – но что этим твоим зверькам делать выше границы вечного снега?

– Гулять из одной долины в другую, что ж ещё? Но ты прав – скоро придётся выбирать дорогу совершенно самостоятельно.

Зелёное пастбище с киргизской кочёвкой как-то неожиданно оказалось далеко внизу. Тропа уходила за поворот ущелья, и заснеженные вершины на другой его стороне, казалось, вставали вровень с путниками.