Цена высшему образованию (СИ)

Московскому городскому комитету партии пришлось создать огромный штат, свыше две тысячи сотрудников, для разбора жалоб и заявлений трудящихся. Анонимка именовалась заявлением, она поощрялась, ценилась. И не напрасно. Партийные чинуши знали всю подноготную любого директора школы, завуча, учителя, они с коммунистической яростью и принципиальностью разбирали мышиную возню и в то же время поощряли ее в педагогическом коллективе. За педагогами следовали медики. Третье место можно было присудить всевозможным научно-исследовательским институтам. Замыкающими были фабрики и заводы. Только колхозники молчали. Они были официально раздеты донага и лишены, каких-либо прав. А куда жаловаться крепостным?

Старший пионервожатый работал не только с пионерами, но и с комитетом комсомола школы, он был проводником марксистских идей. Я быстро освоил эту работу, был, как говорила жена, хорошим трепачом. Директор школы Мостовой, несмотря на интриги Беллы Абрамовны, обещал мне уроки, как только кто-то заболеет, либо уйдет в декретный отпуск. Это обещание не было и не могло быть выполнено, поскольку расписанием уроков ведала Белла Абрамовна. А я нуждался в увеличении зарплаты как никогда. Хоть на десятку.

Через неделю меня вызвали в горком комсомола к десяти часам утра. Московский городской комитет комсомола расположен недалеко от горкома партии, вблизи Красной площади, в довольно скромном старинном особняке. Он хорошо отделанным внутри, оборудован прекрасной мебелью, многочисленными телефонными аппаратами последней модели.

Я обратил внимание, что молодые юноши и девушки, изыскано одетые, холеные постоянно в бегах. Они носятся по коридору с сигаретой в зубах, заходят и выходят из кабинетов, как пчелы из улья. Может создаться впечатление, что у юных комсомольцев много работы. На самом деле, они носились из кабинета в кабинет, чтобы не умереть от скуки, ведь комсомол никогда ничего не решал. Он только пережевывал то, что выдавала партия.

Я ждал три часа, стоя у кабинета секретаря горкома Валуевой. Она никого к себе не пускала. Не было времени. Она активно обсуждала с подругой Эллой достоинства своих кавалеров и их поведение в парилке в прошлую пятницу. Подруга работала в ЦК комсомола и обслуживала секретарей мужского пола. Валуева была чрезвычайно рада, что и она попала в поле зрения одного из секретарей ЦК.

Наконец, я зашел в кабинет.

- Чтобы все ритуалы были соблюдены!

- И это все?

- Все, а что еще?

- И стоило мне из-за этого весь день потратить ради того, чтоб услышать от вас это скромное предложение?

- Чтобы все ритуалы были соблюдены! - громко повторила секретарь горкома комсомола, выпуская клубы дыма из молодого сытого рта.

- Простите, только теперь до меня дошло, - сказал я, берясь за ручку двери.

- Какой непонятливый! А что говорить о пионерах.

Но я понял, что такое ритуалы, только тогда, когда очутился на улице, но никак не мог понять, зачем меня все же вызывали и заставили стоять более трех часов? Чтобы произнести пустую, ничего не значащую фразу? чтобы пионервожатый посетил горком и понял, насколько он важный и значительный в жизни пионеров и комсомольцев школы этот горком, забитый юными чинушами в юбках?

"Что-то здесь не так, - подумал я впервые в жизни. - Живем-то мы в каком-то нереальном, воображаемом мире. Тут вам и коммунизм к 80 году, тут вам и равенство, тут и устройство на работу без партийного билета. А как же люди там, за железным занавесом, неужели как мы за колючей проволокой? Неужели партийный билет, эта маленькая книжечка способна изменить психику человека, вывернуть его сознание и приблизить к тому, кто лежит совсем рядом в Мавзолее?"

***

Я торопился на педсовет в свою школу. Сегодня на повестке дня стоял один вопрос: "Итоги успеваемости за третью четверть". После доклада директора, начались прения. Первой выступила преподаватель обществоведения Наумкина.