Цена предательства

Острые куски разбитой вдребезги жизни были повсюду вокруг меня. Меня тошнило. Согнувшись, держа рот дрожащими руками, я выбежала через одну из задних дверей из дворца. Высокий черный шпиль, серый камень дворцовых стен, теплый воздух, исполосанный серым дождем, все это было памятником моему счастливому миру, который ушел сегодня безвозвратно, конец беспечному миру моей юности. Меня выворачивало на темную траву.

* * *

Я проболела несколько дней и меня лечили от лихорадки, с постели я вставала только, чтобы посидеть на подоконнике и погреться на жарком летнем солнышке и посмотреть на деревья, зеленевшие в большом парке за дворцом. Чувствовала я себя слабой и очень глупой. Одни и те же мысли возвращались ко мне снова и снова.

Я пыталась разложить мои переживания по группам, как всегда учил меня учитель логики.

Я порывисто ходила по комнате, иногда что-нибудь брала со стола и, повертев, клала обратно. На столе у меня всегда множество пустячков — колечки, крохотные заколки, зеркальца, гребешки, духи, книги… Подбежала к зеркалу, взглянула на себя… зря, с отвращением отвернулась… Я знаю, что когда я волнуюсь, у меня темнеют глаза. Сейчас у меня были очень темные глаза. В зеркале я была бледной и казалась измученной, я была нервно, болезненно возбуждена.

Итак, это был явно ардорец — несмотря на грязь и печать страданий на его лице, явно узнавались характерные черты ардорской, звериной расы — большие миндалевидные глаза, увеличенные клыки — это враг Креландии, очевидно, он являлся гнусным преступником, убийцей креландцев. За что и был наказан. Потом, размышляла я, убеждая себя, из последующего разговора было явно, что два мага заставляли, уговаривали отца измываться над узником! Да, слава Создателям! Решено — отец находился под пагубным влиянием двух магов, один из которых откровенно признался, что он сильный менталист. Я почувствовала себя обеспокоенной за безопасность отца. Подумала, посмаковала это чувство. Повздыхала…Мне очень понравилось переживать за императора, это было так волнительно, я ощущала себя так по взрослому, нахмурила брови, сделала чрезвычайно серьезное лицо… Я тогда почувствовала себя до слез растроганной тем, какой благородной, оказывается, могу я быть.

Следующая проблема, куда более серьезная и нерешаемая — измена моего отца — то, что он делал с той девушкой странно перекликалось с тем, что рассказывал маркиз Антон Капрский моему брату. Да, решила я — наверное это и есть самое больное и непростимое в том, что я увидела. Я должна принять это в моем отце, наверное, все мужчины слабы… Не знаю, очень не уверена…И посоветоваться не с кем. Спрошу мать, решила я.

Как только я приняла решение, сразу как камень сняли с души, стало легче, спазм перестал сдавливать дыхание, я расправила плечи.

Часто, в дни моей болезни, сидя на солнышке, я думала об узнике, кто он и почему он там. Мной руководило дикое любопытство, было чрезвычайно интересно разобраться в этой тайне. Окружающий его ореол тайны возбуждал, заставлял меня трепетать от ощущения прикосновения к чему-то запретному, это как дверь, к которой нет ключа и от того еще более желанная и манящая. Да, конечно, я была молода, избалована и еще не знала поражений и ограничений. Я и ни секунды не сомневалась в том, что я имею абсолютное право на раскрытие этой тайны…

Надо проведать его, решила я.

На следующий день я без малейшей запинки повторила пройденный путь по темному коридору, открыла массивную дверь, нашла нужную комнату и прильнула к узенькому окошку.

В камере на этот раз было тихо. Светильники тускло освещали небольшое мрачное помещение. Вооруженный стражник стоял у входа. Узника я не видела. Перешла к другому окошку. Вот он, я увидела его ноги, одну безжизненную грязную руку — присмотрелась, говорят у ардорцев звериные когти, — гм… ладно, когтей не было… ногтей впрочем тоже, пальцы выглядели ужасно — синие, опухшие, как будто кто-то забивал большие гвозди под них… — «Он преступник…он кровожадный убийца… не жалко, не жалко…» — как заведенная повторяю про себя.

Он не шевелился, — «Умер?»

Видимо, та же мысль пришла в голову стражника, он настороженно подошел к неподвижному телу,

— Колдун, — позвал он, — эй колдун, — крикнул он громче и пнул лежащего ногой, ничего не произошло, удар сильнее;

Ардорец вдруг дернулся, застонал, он попробовал что-то сказать, однако из пересохшего горла не вырывалось ни звука… Я видела, что губы узника почернели и растрескались. Стражник удовлетворенно кивнул, — «жив, не сдох», — отошел обратно на свое место.

Узник попробовал пошевелиться, видимо от этого усилия вновь потерял сознание. Он был в беспаметстве и походил на брошенную кучу старого тряпья.

Я еще немного постояла, посмотрела — ничего больше не происходило. Я ушла.