Цена ошибки некроманта

   – Госпожа Дхур, может быть, вы опустите лирическую часть? – не выдержала я. – Я вижу, вы здесь уже бывали, расчёты вас тоже не очень-то заинтересовали. Может, начистоту?

   Она смерила меня задумчивым взглядом, улыбнулась уголками губ.

   – Всё же он повзрослел… К делу, значит. Я знаю, что Зенор – одержимый. Давно знаю, почти с самого начала, - огорошила она меня, одновременно добив и без того робкую надежду на безобидное разрешение ситуации.

   Отговариваться спешкой некромантка тоже не стала, вкратце рассказала эту историю. Аптекарь тогда уехал вглубь лепестка по какой-то неубедительной надобности вроде посещения дальней родственницы, но местные сплетницы вполне удовлетворились и такой формальной отговoркой. Свой диагноз он не афишировал, хотя наблюдательная Касадра и отметила нездоровый вид. Но тогда не придала значения.

   Тогда был жив старший аптекарь, отец Зенора, поэтому временная потеря на жизни Клари сказалась слабо. Некромантке нравился желчный язвительный алхимик, это было взаимно, и двое стариков раз в декаду с удовольствием пропускали стаканчик в компании друг друга. В один из таких вечеров аптекарь и пожаловался приятельнице под большим секретом, что единственный сын болен и, скорее всего, не доживёт до конца года. Поехал, мол, к какому-то чудо-лекарю из Зелёного лепестка, который аж у Разлома живёт, нo вряд ли это поможет.

   Но Донт-младший вернулся здоровым. Говорил про ошибочный диагноз и собственное везение, что доктор тот оказался действительно толковым, не зря ездил. Старый алхимик вздохнул с облегчением, у него не было никаких причин не верить родному сыну, да и прочее окружение ничего такого не заметило.

   Касадра уже точно не помнила, чтo именно натолкнуло её на подозрения. Кажется, энергетический фон. Заметив, что Зенор приболел, она на всякий случай на него глянула, и потом, после выздоровления, тоже. Она до сих пор не понимала, что именно её тогда насторожило – наверное, совокупность мелочей, – но присмотрелась к мужчине пристальней.

   Например, перед отъездом Донт-младший всерьёз подумывал о том, чтобы жениться, даже как будто нашёл женщину, с которой хотел сблизиться, но болезнь испортила план. А после неё на вопросы и шутки о свадьбе он начал реагировать очень нервно и непонятнo.

   А еще он странно двигался. То нормально, а то вдруг тaк, слoвно его руки не слушаются. В следующий раз делает что-то привычное, потом замирает, pазглядывает так, словно впервые видит. Касадра списывала это на последствия болезни, но получалось плохо. Потом такие промашки кончились, но началась другая странность: он начал двигаться по-разному. И взгляд в такие моменты был разный, словно в одном теле живут два человека. Только никаких признаков душевной болезни и раздвоения личности у него знакомый менталист не нашёл, когда Касадра попросила украдкой проверить.

   Пару раз она подловила Зенора в разговорах. На незнании каких-то вещей или, наоборот, на уверенных ответах на вопросы, которые должны были ставить в тупик. Младший алхимик начал её избегать.

   До мысли об одержимости и вселившемся духе дошла не сразу, но как-то быстро. А потом немного наглого блефа – и Донт сам всё рассказал.

   В нём действительно сидел дух Этеона Отока. Благодаря инкопотензии и нейтральной сути бесконтрольное поглощение энергии из живых замкнулось на собственные силы, образовался такой естественный круговорот, который еще и энергетическую структуру изменял,так что опознать в Донте одержимого было невозможно.

   Первое время две сущности в одном теле ещё пытались бороться, но быстро поняли, что другого шанса не будет у обоих,и договорились. Зенор, уже смирившийся с приговором, радовался каждому дню, Этеон, давно мёртвый, считал роль наблюдателя гораздо лучше призрачного полунебытия, в котором генерал застрял в то злополучное утро ритуала. А там, глядишь, с естественной смертью Донта и его «пассажир» отправится на перерождение.

   Касадра пожалела обоих, и никакого повода заподозрить во лжи те не давали. И женщина согласилась молчать. Вот только одно дело – покрывать безобидную разумную душу или смолчать о смерти противного человечишки, шантажиста, которого ей ни на волос не было жаль, а совсем иное – то, что они собирались сделать сейчас.

   – И чего они добиваются? – хмуро спросила я.

   – Я не могу сказать точно, со мной не советовались, – уклончиво ответила Дхур.

   – А что вы подозреваете?

   – Оток считает то, что случилось, своей собственной ошибкой и как-то обмолвился, что хотел бы её исправить. А как – я не знаю. Не то отколоть наш лепесток от соседнего совсем, не то Разлом убрать... Он никогда не говорил, чем именно расстроен: появлением Разлома, тем, что застрял в нём, или тем, что не сумел выиграть войну.

   – Ладно,и что со всем этим могу сделать я? - перешла к самому насущному.