Цена манильской сигары

Как-то газета «Таймс джорнэл» напечатала снимок: крестьянка плачет над высохшими стеблями риса. В подписи говорилось: «Засуха обрушилась по меньшей мере на пять провинций Северного Лусона, вызвав опасения, что сбор риса упадет. Только на орошаемых землях дела обстоят благополучно…». Известно, что на Лусоне лишь в семи из девятнадцати провинций сделаны серьезные шаги в области ирригации. Так что бог здоровья и благополучия еще сильно зависит от капризов природы.

В Международном исследовательском институте риса меня привели в помещение, где я тут же вспомнил сибирские морозы. Здесь при низкой температуре в запаянных банках, хранимых за стальной дверью своеобразного сейфа, — особо высокоурожайные сорта риса. Их законсервировали на полвека.

— Пока что многие зерна, собранные тут, — говорил сопровождавший меня ученый, — не для нынешнего поля. Каким оно будет, трудно сказать… Но, может быть, эту железную дверь откроют все же не через пятьдесят лет, а раньше?

КАРАБАО

— Посмотрите, какие печальные у него глаза, — сказал мне крестьянин Лог Кико. — И никогда, сколько себя помню, не были они веселыми. Может быть, потому, что часто видят наши слезы?..

На фоне гор с кольцами рисовых террас, которые под заходящим солнцем сверкали изумрудно-багровым блеском, филиппинский буйвол, здесь его зовут карабао, выглядел неказистым: серый, вытянутая морда с влажным носом, плоские рога, образующие незамкнутый нимб, только не над головой, а над шеей. Карабао время от времени взмахивал пушистой кисточкой, венчавшей хвост, отгоняя мух. Это животное совершенно спартанского склада, и для счастья ему требуется только одно (если, конечно, случится покинуть рисовое поле) — болотце, либо просто лужа, либо канава с водой. Время от времени он должен окунуться или зарыться в жидкую грязь. Иначе может хватить солнечный удар, а главное — жара так высушит поры его толстой кожи, слабо защищенной редкой шерстью, что она потеряет способность дышать. Но даже небольшой «душ» может возвратить карабао к жизни.

Полагают, что первый карабао пришел на Филиппины из Индии по «мостам», которые когда-то соединяли Филиппины с Цейлоном (Шри Ланкой) на юге и с индонезийским берегом на Западе. На родине «труженика рисовых полей» считали бедным родственником священного быка. На Филиппинах слово «карабао» произошло от несколько измененного испанцами малайского «karbau». Эти буйволы темные, но попадаются альбиносы, и они хуже переносят жару, менее выносливы. Карабао всегда молчит. Даже если голоден, сохраняет выдержку. Пожалуй, только в двух случаях он нарушает тишину: когда ищет подругу и когда уходит из деревни, чтобы умереть.

Прижившись на Филиппинах, карабао довольно быстро вытеснил с диких пастбищ тамарао. Что же представляет собой бывший конкурент, сохранившийся только на острове Миндоро? Есть предположение, что тамарао произошел от коровы и оленя. Он похож на карабао, только поменьше, и рога его, подобно антеннам, вытянуты вверх буквой «V». Однако они не делают его выше, поэтому тамарао и называют «пигмеем среди быков». Он обладает обостренным обонянием и чувствует приближение человека за полтора километра. До трех лет это животное ведет себя смирно, взрослея, тамарао приобретает дикий, даже злобный нрав. Причем женские особи свирепее мужских. Они отличаются от них и внешне: отсутствует на шее черный «воротничок», и рога не прямые, а чуть изогнутые. Тамарао обычно живут около двадцати лет. В неволе же быстро, максимум через три года, погибают. Поэтому не пришелся он ко двору человеку.

Но вернемся к нашему смирному и покладистому карабао. На первый взгляд он казался слабоватым. Впалая, совсем не атлетическая грудь, сравнительно небольшой рост даже внушали жалость. Наверняка, думалось, он не выдержит готовившегося ему испытания. Около двадцати человек подложили под избушку, сделанную из бамбука, шесты, приподняли и перенесли на огромные «санки» в виде двух длинных, скрепленных между собой бревен. На спину и плечи карабао была положена довольно хитрая упряжь. Кико легонько, даже нежно, похлопал буйвола, и «сани» тронулись. Медленно пошел карабао, и хотя от места, где строилась хижина для молодоженов (вернее, ее каркас), до деревни было километра три, поклажа будет доставлена только на другой день. Зато в полной сохранности — ни одна стенка не пошатнется, ни жердинка не упадет с нее.