Цена головы

щение шхуны не на один день, а на два, потому что все

будут пьяные и ты все равно не сможешь вернуться в

Конкарно. Мне уже не раз пришлось раскошеливаться, все

требуют, чтобы я обмывал шхуну, она стоит в гавани под

новеньким флагом.

Я снимусь на капитанском мостике и карточку при-

шлю тебе.

Целую тебя и обнимаю. Я тебя люблю и не дождусь, когда ты станешь моей женой.

Леон».

Мегрэ сунул письмо в карман. Он задумчиво глядел на белье, сушившееся на другой стороне тупичка. В шкатулке не оставалось ничего, кроме костяной ручки без пера. В

ручку была вделана стеклянная линза с видом усыпальницы Лурдской богоматери.

– Сейчас живет кто-нибудь в той комнате, которую раньше занимал доктор? – спросил Мегрэ.

– Кажется, нет. Газетчики живут на третьем этаже.

Для очистки совести комиссар еще раз осмотрел мансарду, но ничего заслуживавшего внимания не нашел. Он спустился на первый этаж и открыл дверь комнаты номер три. Небольшой балкончик выходил на набережную; порт и гавань были как на ладони.

Кровать была оправлена, пол натерт, кувшин на тумбочке накрыт чистой салфеткой.

Инспектор следил за своим шефом с несколько скептическим любопытством. Посвистывая, Мегрэ огляделся вокруг и направился к маленькому дубовому столику возле окна. На нем стояла пепельница и лежал бювар.

Мегрэ открыл бювар. В нем хранились почтовая бумага с маркой отеля и голубой конверт, тоже с маркой отеля.

Кроме того, в папке было два больших листа промокательной бумаги: один – почти черный от пропитавших его чернил, другой – использованный, очевидно, один раз.

– Принесите-ка мне зеркало, старина!

– Зеркало? Большое?

– Какое хотите. Только чтобы я мог поставить его на стол.

Когда инспектор вернулся с зеркалом, Мегрэ был уже на балконе. Он заложил большие пальцы в проймы жилета и с наслаждением дымил трубкой.

– Такое подойдет?

Мегрэ вошел в комнату и прикрыл окно. Затем взял зеркало, поставил его на стол и при помощи двух подсвечников, снятых с камина, приладил против зеркала промокательную бумагу.

Теперь каракули отражались в зеркале, но разобрать их было отнюдь нелегко. Многие буквы и даже слова вообще не отпечатались на промокательной бумаге, другие расплылись, и прочесть их можно было лишь с большим трудом.

– Понятно! – с хитрым видом сказал Леруа.

– И отлично. Тогда пойдите к хозяину и попросите у него кассовую книгу Эммы… Или что-нибудь еще, написанное ее рукой… Все равно что.

Мегрэ карандашом перенес на чистый лист бумаги следующие слова:

«… видеть… часов… пустой… обязательно…».

Когда инспектор вернулся, комиссар был занят восстановлением недостающих слов в предполагаемом тексте записки.

«Мне необходимо тебя видеть. Приходи завтра в одиннадцать часов в пустой дом, что стоит на площади возле гостиницы. Мы обязательно должны встретиться.

Постучи, и я открою».

– Вот книжка, куда Эмма записывала белье, которое отдавала в стирку! – торжественно объявил Леруа.

– Спасибо, уже не нужно… Записка подписана, видите

– …мма. То есть: Эмма. И записка была написана здесь, в этой комнате!

– Где официантка встречалась с доктором?! – вытаращил глаза инспектор.

Мегрэ понял, что после сцены, которую они наблюдали накануне с крыши гостиницы, мысль о близости Эммы и доктора вызывала у него отвращение.

– Так, значит, она…

– Спокойнее, молодой человек, спокойнее!. Не надо поспешных умозаключений. И особенно дедуктивных выводов! Когда приходит поезд, в котором везут Гойяра?

– В одиннадцать тридцать две.

– Вот им вы и займитесь, старина. Предложите коллегам, которые его сопровождают, отвести нашего приятеля в жандармерию… Он будет там около полудня, правильно?

Затем вы сообщите по телефону господину мэру, что я очень прошу его прибыть туда же и в то же время… Подождите!. Вы позвоните на виллу мадам Мишу и скажете ей то же самое, понятно? И, наконец, вполне возможно, что жандармы с минуты на минуту приведут к вам официантку

Эмму и ее любовника… Позаботьтесь, чтобы и они были в жандармерии к полудню… Кажется, я никого не забыл? Да, еще одна важная просьба: пусть Эмму без меня не допрашивают… Не давайте ей даже рта раскрыть…

– А как же таможенник?

– Он мне не нужен.

– А мосье Мостагэн?.

– Хм… Хотя… Нет. Он тоже не нужен.

Мегрэ спустился в кафе и заказал рюмку местного коньяку. Он неторопливо и с удовольствием выпил его и, уходя, бросил журналистам:

– Дело идет к концу, господа! Сегодня вечером вы сможете вернуться в Париж…

***

От прогулки по извилистым улицам Старого города настроение Мегрэ стало еще лучше. Он подошел к дверям жандармерии, над которыми развевался французский флаг.

Волшебство солнечного дня, яркие цвета национального флага, веселый блеск белых стен создавали ощущение радостной атмосферы праздника 14 июля…