Цена добра

Пробудилось все в округе,
Все ликует по весне.
До краев полна, как чаша,
Щедрой радостью природа,
Только грустно почему-то,
Почему-то тяжко мне.
И тогда, мой колокольчик,
Из безвестья,
Из разлуки,
Чтобы трепетно коснуться
Стебелька —
Живой струны,
Как лучи, тебе навстречу
Я протягиваю руки
И мгновенно обретаю
Твердость горной крутизны.
И печаль моя уходит,
И согласным хором птицы
В честь весны поют светло…

О мои синие колокольчики! Как вы мне помогли на моем жизненном пути, когда мне ежеминутно приходилось тоненьким стебельком пробиваться сквозь толщу скал, укрепляя в себе мужество, стойкость, уверенность в своих силах. Я вижу себя мысленно на вершине скалы, стоящей на коленях перед синими колокольчиками.

О, как нужен ты мне снова,
Мой отчаянный цветок!
Не страшат тебя ни тучи,
Ни ветра, что вокруг шало, —
Ты вперед с надеждой смотришь,
Запасая силу впрок…

И моя душа с вашей душою слита, синие колокольчики, и я стою перед вами на коленях с вечным обожанием и любовью.

Природа – творец всех творцов

Будь верен высоте – коль ты вершина!
Но от себя, —
Все злей день ото дня, —
Ты камни отрываешь беспричинно
И мечешь их разгневанно в меня.
Гневись, да помни:
Я вершина тоже
И быть хочу поближе к небесам.

Фазу Алиева

«В природе нет ничего бесполезного».

М. Монтень

Мама каждый вечер приносила из больницы белье для стирки. А воды мы с младшими сестрами должны были таскать из озера, расположенного за аулом. Позднее я написала:

Наше озеро невелико,
И не редкость оно, чтоб о нем
Слава шла далеко-далеко.
Чтоб о нем говорили кругом.

Но воды оно давало не только нашему аулу, но и другим тоже.

И когда мне с крутых берегов
Лишь осенние тучи видны,
Вдохи тысяч старух, стариков
Мне на озере этом слышны.

Это озеро – как человек, твердо знающий себе цену: никогда оно чужих тайн не выдавало, храня их в своей таинственной глубине. А сколько это озеро знало!..

И в тот вечер мы к приходу матери запаслись водой – все кувшины, гульгумы были наполнены. Пообедав, начали стирку. В середине комнаты ставили огромный медный саргас (медный таз) и садились вокруг него. Вода слегка теплая – несколько черпаков из кастрюли, чтобы сэкономить топливо. А потом прямо из кувшина наливали воду на белье. И вдруг, когда мама наливала воду из кувшина, все мы с криком буквально отпрыгнули от саргаса – оттуда вместе с водой упала большая лягушка. При тусклом свете она казалась светло-коричневой.

– Как она туда попала? Ведь воду в кувшин из озера наливают черпаком! – удивилась мама. – Небось, это Фазу парила в своих небылицах и зачерпнула бедную лягушку в кувшин.

– Это же, мама, не мой кувшин. Это Нуцалай в нем несла воду! – пыталась оправдаться я!

Но никто и слушать меня не собирался.

– Она что-то делает руками, а мысли витают в облаках, ничего ей поручить нельзя! – не успокаивалась мама.

А между тем лягушка пыталась выбраться из саргаса.

– Возьми ее и выпусти во двор! – скомандовала мама.

– Что же ты, Апипат, разве можно живущую в воде лягушку взять и выбросить во двор, где и с фонарем в руках не сыщешь капли воды. Лягушки, говорят, умеют проклинать людей. Надо ее сейчас же вернуть в родной дом; может, ее там ждут дети, плачут и зовут свою маму. А может, ее мать еще жива и в поисках дочери кружит по озеру.

Бабушка налила в железное ведерко воды, осторожно взяла обеими руками лягушку и положила в ведро.

– Фазу, Нуцалай, идите к озеру, только смотрите, по дороге не трогайте лягушку. Как дойдете, сразу же выпустите ее в родную обитель.

По очереди неся ведро, мы шли через каменные улочки. Ночь была светлая, полная луна словно висела на бирюзовом бархате, поливая землю холодным таинственным светом. Мы осторожно несли ведро, но, как бы тихо мы ни шли, лягушка, видимо, беспокоясь за свою судьбу, царапалась о края и издавала какие-то звуки. Мы время от времени останавливались, чтобы понаблюдать за лягушкой. Под лунным светом в воде она казалась то маленькой, то большой.