Целый и невредимый (ЛП)

Необходимость удостовериться, что Эш в порядке, нивелировала желание спрятаться от реальности, с которой я собирался столкнуться, поэтому я повернулся. Я твердил себе, что не стану реагировать на то, что увижу, но не смог остановить соленую влагу, непроизвольно скатившуюся из уголка моих глаз, как и придушенный выдох, вырвавшийся из горла, когда увидел парня передо мной.

Парня, покрытого таким количеством синяков и ссадин, что на нем буквально не осталось живого места, и я едва мог разглядеть ту нежную, трепещущую душу, благодаря которой во мне самом что-то необратимо начало меняться, хотя он даже не догадывался об этом.

— Эш… — прошептал я, а потом толкнул дверь, открывая ее настежь.

Глава 12 Эш

Как ни странно, я ощущал поразительное оцепенение после того, как Билли избил меня, но вид этой единственной слезы, скользнувшей по щеке Эйдена, грозил сделать то, чего не удалось добиться кулакам Билли.

Сломать меня.

Я поспешно отступил назад, когда Эйден вошел в квартиру, хотя это движение отозвалось адской болью во всем теле. Но больно мне было не только физически, потому что я заметил, как короткая мучительная вспышка отразилась в чертах Эйдена, прежде чем он сумел ее подавить.

Я чувствовал его потребность прикоснуться ко мне, однако это было последнее, чего мне сейчас хотелось.

Стыд, разъедающий насквозь подобно серной кислоте, заставил меня съежиться, когда его взгляд скользнул по мне. Я знал, что он видит, потому что не далее чем с утра, уже успел оценить свои травмы в зеркале ванной. Синяки покрывали обе щеки и левую часть нижней челюсти. Нижняя губа была рассечена посередине, а левый глаз едва открывался, сильно опухнув. На шее чернело несколько темных пятен, оставшихся от пальцев Билли после того, как они впивались в кожу, когда он обхватил рукой мое горло. Не так четко были заметны синяки на одной стороне моих ребер, куда он несколько раз ударил меня, прежде чем его жестокая атака, наконец, прекратилась. В тот же миг он стал тихим и задумчивым, спросив, почему после всего того, что он для меня сделал за эти годы, мне все равно чего-то недоставало.

Я благоразумно держал рот на замке, не шевельнув ни единым мускулом, пока Билли не опустился на колени рядом со мной и не помог мне сесть.

— Зачем ты заставляешь меня это делать? — прошептал он, прижавшись губами к моему лбу.

— Не знаю, Билли. Прости меня, — послушно ответил я, а потом позволил ему помочь мне подняться.

Он отвел меня в ванную, чтобы я смог привести себя в порядок. Я едва стоял на ногах и был не в состоянии принять душ, поэтому уселся на закрытое сидение унитаза, а через несколько минут появился Билли с пакетом льда в руке. Я сидел тихо все время, пока он вытирал мое лицо мочалкой, а затем поднес пакет со льдом к моему опухшему глазу. Мы почти не разговаривали, пока он латал меня, и когда Билли повел меня в кровать, я последовал за ним. Деньги, разбросанные по всему полу после того, как он швырнул банку в стену, были убраны, но у меня хватило ума не спрашивать, где они.

Я ожидал, что Билли уложит меня в постель, а затем уйдет, но он забрался следом, лег позади и обнял, от его хватки мои и без того ноющие от боли ребра запротестовали еще сильнее.

И все же мне удалось не издать ни звука.

Чем тише я себя вел, тем больше Билли расстраивался, и когда он, наконец, наклонился ко мне и напомнил, что это именно я предал его, я лишь тихо ответил:

— Ты прав, Билли. Прости.

Эту же фразу я повторил еще с дюжину раз, прежде чем он, наконец, позволил мне забыться сном, в котором я пытался укрыться от боли. Когда я проснулся утром, он сидел на краю кровати и смотрел на меня. Потом протянул мой телефон и велел позвонить боссу, чтобы сообщить, что я больше не выйду на работу.

Я сделал это. А потом и все остальное, чего он хотел. И когда Билли сказал мне не покидать квартиру, пока он будет на утренней встрече, я покорно кивнул. После этого я быстро отвечал на каждое игривое и флиртующее сообщение от него, и когда он спрашивал все ли у нас в порядке, ложь давалась легче, чем когда-либо прежде до этого.

У нас все хорошо, Билли.

Первый звонок от Эйдена поступил в тот самый момент, когда я набирал Билли, что у нас все в порядке, и при виде нашей с Эйденом фотографии, появившейся на экране, я почувствовал, как у меня перехватило дыхание. Сперва я даже не узнал себя на фото, которое Эйден использовал в качестве фотографии для своего контакта.

Ни смеющихся глаз.

Ни широкой улыбки.

Ни пылающего лица.

Часть меня умерла при виде этой картины.

Сначала.

Но как только я перенаправил звонок Эйдена на голосовую почту, я нашел это фото в галерее и открыл его снова, чтобы рассмотреть поближе. Это был первый и единственный раз, когда я утратил самообладание с тех пор, как прошлым вечером вошел к себе в квартиру и увидел Билли с маленькой банкой денег, ставшей всем моим миром за последние три недели.

Я позволил себе несколько драгоценных минут, чтобы оплакать молодого человека на этой фотографии. Того, которым я должен был быть все это время.