— Не уходи, пожалуйста, Боже, — прошептала сумбурно я, прижимая руку ко лбу и смотря расплывающимся мутным взглядом на чей-то силуэт, который красиво и гармонично очерчивал свет. — Папа, это ты?..
Отец почему-то промолчал, но я была взбудоражена и от того, что родной человек присутствовал рядом, и даже краешком сознания не задумывалась, что это невозможно.
— Я умираю, да? — едва слышно просипела я, чувствуя, как горит всё тело. — Жалко, что ты не приходил раньше, мне тебя не хватало… Ты же видел оттуда, да? У меня почти получилось…
Смотреть на свет было больно, и я прикрыла глаза, неловко перевернувшись на бок и свернувшись в клубок, прижала чужую руку к губам и несвязно пробормотала с некоторыми паузами:
— Если не получится, ты же передашь маме привет?.. А то обещание, ты же обещал?.. Там должны быть красивые виды, но мне бы не хотелось иметь белые крылья… Но маме бы пошли… Мне разрешат дописать программу?.. Я боюсь высоты… Есть ли райский Макдоналдс?.. Ты бы никогда там не ел, правда?.. А всегда должно быть так больно?.. Папа, помоги…
Ко лбу дотронулось что-то мокрое, холодное и шероховатое, и мне стало легче. Но грудь пронзил сухой кашель, и я почувствовала, что снова теряю силы.
Мысли становились всё бессвязней, и я говорила что-то о том, как бы мне хотелось научиться летать, потом отрицала, ведь для этого нужно подниматься высоко в небо. Вспоминала я и радугу, невнятно описывала её красоту и сожалела, что её не увижу, потом просила папу позвонить кому надо — ведь он наверняка в раю завёл нужные связи — и показать мне хоть одну, хоть самую маленькую.
— Почему ты плачешь? — нашла в себе силы удивиться я, когда на моё лицо начали падать солёные капли. — Не плачь. Мы будем любоваться радугой вместе…
Я приподняла налитые свинцом веки и, уже не видя ничего, протянула куда-то в темноту дрожащую руку. Прежде чем она упала, её схватили в железные тиски, и я вымученно улыбнулась.
— Посиди со мной ещё немного, ладно? — прошептала я, слыша один лишь белый шум, который становился всё громче и объёмнее, пока не заполнил собой всё.
***
Второе пробуждение произошло не в раю, ведь в раю, чёрт подери, не может быть таких отвратительных колючих одеял. Было жарко, так жарко, что я в испуге подумала, что нагрешила так много, что меня отправили в Ад. Но восстановившееся зрение успокоило — попасть туда вместе с Пятым одновременно, должно быть, было довольно проблематичным.
Я ощутила некоторое сожаление, когда вспомнила прошедшую ночь, которую провела, мечась в лихорадке и путая белое с чёрным, а Пятого с отцом. Догнавшая меня головная боль подтвердила, что я всё ещё жива, и, увы, мне не даётся даже отпуска, чтобы отдохнуть и с новыми силами взяться за решение проблем.
— Охренеть, чуть не довела себя гробовой доски, — просипела в шоке я.
Повернув голову, я внимательно всмотрелась в Пятого, выглядевшего, должно быть, так же паршиво, как и я. Синяки под глазами, нездоровая бледность и ещё большая неряшливость, проглядывающая как в спутанной бороде, так и в состоянии одежды, делали из него то ли великомученика, то ли наркомана.
— Вцепился — не оторвать, — прокомментировала я наши соединённые руки. Хватку Пятый не ослаблял даже во сне, и мне было немного совестно его будить, но мне так хотелось пить, что я легко могла пренебречь муками совести и чужим сном.
С кряхтением подвинувшись к краю кровати, я, подумав, ласково начала перебирать спутанные пряди, чтобы он спросонья не направил свой железный кулак в мой нос.
— Пя-ять, — тихо позвала я. — Просни-и-ись… Новый день уже наста-ал…
Он что-то неразборчиво промычал, и я почувствовала необъяснимое умиление. Когда я произнесла его имя в пятый раз, — как иронично! — его глаза слегка приоткрылись, и он, мгновенно проснувшись и быстро выдохнув, поднял голову со сложенных рук и завороженно посмотрел на меня.
— Ты же не злишься на меня, правда? — спросила я немного капризным и ласково-просящим тоном, который часто можно было услышать от детей.
Решив закрепить эффект и не упускать такую возможность, когда наши лица были на одном уровне максимально близко, я подмигнула и чмокнула его в нос, а после, не выдержав, игриво рассмеялась от его ошарашенно-глупого выражения лица.
Но настроение тут же испортилось, когда я представила, как сейчас выгляжу — липкие от пота кожа и волосы и измождённый вид делали эту ситуацию не самой подходящей для флирта. Но, впрочем, какая разница, если я осталась буквально последней женщиной на Земле, а значит у этого чудака нет выбора — либо терпеть мои попытки во флирт со мной, либо наслаждаться односторонней связью с манекеном.
Его ступор, увы, длился не так долго, и я не успела придумать чего-то столь же остроумного и необидного (не стоит ещё больше злить дракона), и он рассерженно прошипел:
— Ты где была?
— Вечно с тобой надо объясняться, папочка, — закатила глаза я, а потом, вспомнив о своём недавнем бреде, не по-женственному хрюкнула, стыдливо прикрыв ладонью рот.