Цель вижу (СИ)

Вдруг моё внимание привлёк нож, на котором блестела засохшая кровь, я с трудом выдернула его за рукоять и внимательно осмотрела. Лезвие было заточено на «отлично», и я, предполагая, что именно этим ножом Пятый освежевывает животных, направилась к импровизированной постели, но споткнулась, перевернула таз с водой и тряпками и криком дала понять всем желающим, что теряю равновесие. По закону подлости я приземлилась максимально неаккуратно и неудачно — прямо на излюбленный манекен Пятого, воткнув чёртов нож прямо в пластиковый лоб.

— Твою мать… — протянула я, когда осознала масштаб катастрофы, в центре которой вскоре окажусь.

Этот манекен, который Пятый ласково и нежно называл «Долорес», значил для него так много, что он даже возил его с собой в каталке, не желая и слышать моих причитаний о том, что его место могли занять более ценные и нужные ресурсы. Он даже разговаривал с ним, когда считал, что я не слышу (а потом, поняв, что я никуда не денусь, осмелел и перестал скрывать), и, когда между нами возникали споры или недопонимания, демонстративно ходил вместе с ним, видимо, считая, что тем самым устраивает мне бойкот, и что я быстрее «расколюсь» и извинюсь, увидев, как хорошо великолепному Пятому без меня.

Этот кукольный маскарад жутко бесил, но я стойко терпела, твердя и умоляя себя понять мужчину, прожившего в одиночестве семь лет. Быть образцом понимания и терпения выходило не всегда, и я, и до этого бывшая не самым общительным человеком, теперь и вовсе могла не чувствовать разумную грань и, когда поняла, что все его угрозы по большей части ими и остаются, окончательно осмелела, устраивая порой настоящие концерты, в которых фигурировали и упрёки, и жалобы, и драматичное закатывание глаз. Ну и, конечно, гвоздь программы — эффектное хлопанье дверью, если в помещении она есть.

Одним словом, я отдавала себе отчёт, какой дурой порой себя выставляю, что я не в состоянии дать человеку поддержку, которую он заслуживает. Однажды я даже забыла, что встретила Пятого, и с искренним удивлением буравила его взглядом, оторвавшись от расчётов, пока мой мозг «подгружал» воспоминания. Потому манекен Долорес был для меня спасением — пока он игрался в куклы и занимался самообманом, — или чем он там обычно занимается? — я посвящала своё время себе и работе, зная, что мой «антистресс» в полном — или относительном — порядке.

Конечно, Пятый порой врывался ко мне в лабораторию, переворачивал всё вверх дном с какими-то дурацкими предлогами, но перспектива сойти с ума и затеряться в чертогах разума была страшней, так что я почти не злилась и иногда могла даже не острить. Всё это помогало нам держать дистанцию, и это было прекрасно, ведь я не хотела появления ещё одного «якоря», который будет на меня давить и которого так просто не сотрёшь из головы.

И всё его — а значит, и моё — душевное спокойствие обеспечивал этот пластиковый манекен с проститутским именем «Долорес», которого трепетно оберегал от любого чиха Пятый и который прямо сейчас лежал передо мной с громадным ножом во лбу!

Я медленно встала с манекена, опасаясь совершать резкие движения, и в испуге оглянулась, как будто Пятый вот-вот возникнет за моей спиной с бензопилой или топором в духе старых добрых фильмов ужасов.

— Что делать? — по-детски вслух спросила я, будто сейчас раздастся глас божий и мне явиться подробная инструкция с названием «Что делать, если ты — неловкая дура?».

Инструкция не появлялась, и глас не раздавался, и я почувствовала, как к горлу подкатывает паника.

— Чёрт… Чёрт, чёрт, чёрт! — зачастила я, бешено оглядываясь. — Может… Может, дырка не такая уж большая? Замазать её чем-то, а он и не заметит!

Схватившись за нож, я прижала манекен коленом к полу и со всей силы потянула рукоятку вверх. Она не поддавалась, потому я, наступив на грудь манекена обеими ногами, с кряхтением воспользовалась всей своей силой сушеного Геракла и, не обратив должного внимания на треск, с криком упала на спину.

Обрадованно посмотрев на рукоятку, я едва не закричала — в руке с ножом была целая голова, которая, казалось, сейчас осуждающе на меня смотрела.

— Долорес, прости, — нервно икнула я, думая, что теперь точно всё — надо собирать вещички и уматывать из этого городка.

Я в панике оглянулась, думая, что надо накинуть плед на плечи и бежать.

— Вот чёрт! — воскликнула я, увидев, что плед, упавший с плеч, лежит в грязной воде, которую я расплескала, споткнувшись о таз.

В голове возникла мысль, что раз терять нечего… И я медленно обернулась на туловище манекена, на котором была надета розовая блузка с вкраплением пайеток. Думала я недолго.

— Чувствую себя грязным мародёром, — хихикнула нервно я, поправляя воротник.