Впереди показалась военторговская столовая. И тут Веснин подумал: а не напиться ли? Неожиданности этой мысли Миша удивился. Он и по большим праздникам не выпивал. Разве что на выпускном вечере в училище. И вышло неладно. По торжественному случаю разрешили сто граммов. С непривычки он сразу захмелел и полез целоваться к начальнику курса, пожилому полковнику. Впрочем, сам он того не помнил — утром рассказали ребята.
«И нальюсь, — решил Михаил, — всем назло. Зайду к Прову Васильевичу, приглашу его, с ним хоть душу отведу».
Через полчаса он уже входил в столовую вместе со старшим техник лейтенантом Судейкиным. Пров Васильевич поворчал, но согласился. Не слушая возражений жены, облачился в форму и отправился вместе с Мишей.
Они заняли самый дальний угловой столик в полупустой столовой: была суббота, многие уехали в город. Миша уселся спиной к залу, он видел перед собой только добродушное морщинистое лицо Прова Васильевича и почувствовал себя уютно и просто. Обстановка располагала к мужской беседе. Он повернулся к официантке:
— Зиночка, принеси нам макароны по-флотски и… и…
— Что еще?
— Бутылочку.
— Лимонад в буфете, а больше ничего не держим.
Веснин знал, что водку в военторговской столовой не продают, но у официанток иногда находится для надежных людей бутылочка-другая.
— Ну, прошу…
Не удостаивая ответом, Зиночка шагнула к кассе, как вдруг остановилась, привлеченная таинственными знаками, которые делал ей Судейкин.
— Ладно, — сказала она и ушла.
Судейкин вопросительно поглядел на Мишу: звал, давай выкладывай.
— Пров Васильевич, — без предисловий горячо зашептал Веснин, — ведь это что он мне сказал, а? «Пошел вон со стоянки, без тебя обойдемся»…
В эту минуту Миша даже не замечал, что слишком вольно излагает слова инженера.
— Без меня они обойдутся на моей машине?
— Ишь ты, какой горячий. Охолони маленько.
— Значит, меня можно подозревать. Меня — по боку, и без меня проверять, да? Я — мальчишка, салага, да?
— Первогодок ты еще, Мишенька, новичок.
— Что из того? Разве я кого-нибудь подводил? Да я всем готов помочь. Помните вашу «девятку» расстыковывали, спешная работа была. Да я вместе с вами день и ночь из ангара не выходил…
— Было. Только инженеры правильно тебя проверяют. У каждого из них сердце не на месте. Пока причину сброса фонаря не найдут — не успокоятся.
Зиночка бесшумно подошла и поставила на стол две порции макарон, графин и пару граненых стаканов.
Судейкин налил себе полстакана, взглянул на Веснина и плеснул в его стакан немножко, так, на донышко.
Заметив это, Михаил удивленно спросил:
— Почему ж так, Пров Васильевич?
— А потому, что ты еще и грамма не пил, а несешь как пьяный.
— Да я…
— А что ты?
— Обидно, Пров Васильевич, Раз технарь, то с ним все можно. Нас в училище как учили? Техник — фигура, хозяин самолета. А самолет — это целый завод. Значит, кто я? Ну минимум начальник цеха. А тут знай таскай водило… Частушку слышали? Про отпуска-то:
— Подожди, подожди, — остановил его Судейкин, — вот тебе и замполит. Легок на помине.
Пров Васильевич кивнул на дверь. Михаил обернулся. В столовую входил майор Агеев.
Агеев остановился посредине зала, огляделся.
— Ну вот, — громко сказал он, — так я и знал.
Официантка сразу оказалась рядом с ним.
— Будем ругаться? — обратился Агеев к Зине.
— Что вы, товарищ майор, — пропела она.
— Будем. Это что ж такое? Кому я говорил: навести в столовой порядок и создать уют. Где, я спрашиваю, на столах специи? Что положено иметь? Соль, перец, горчицу… Нету. А где графины с водой? Человек пришел с аэродрома. Жара. Пить хочется. А на столах шаром покати… — Майор снова грозно оглядел зал:
— Вон, хоть один графин поставила, догадалась, — кивнул он туда, где сидели Веснин и Судейкин, — хоть их уважила.
И Агеев шагнул к угловому столу.
Миша и Пров Васильевич онемели. Зиночка замерла на месте. Они следили за тем, как майор не спеша наполнил стакан и, приподняв его, хлебнул,
Что-то будет? Но ничего особенного не случилось. Майор крякнул, медленно поставил стакан на стол и молча направился к двери. Зина шла вслед за ним. Но Агеев вышел, даже не обернувшись.
Миша ткнул вилкой в полную тарелку. Есть не хотелось. Говорить — тоже.
Первым в семье Додоновых проснулся Лешка. Над простынкой замелькали его розовые пятки, а по комнате разнеслось зычное:
— А-а-а… А-а-а…
Виктор и Катя по-разному расшифровали призывный возглас сына:
— Па-па, — убежденно сказал отец.
— Ма-ма, — поправила его мать.
День наступил воскресный, и Виктор постарался подняться спокойно, даже лениво, как и полагается отдыхающему человеку. Это было трудновато: сразу после пробуждения он вспомнил вчерашний бездарный полет и «концерт звукозаписи», который устроил полковник.
Но Кате об этом знать не следовало. По крайней мере, сегодня. Ведь нынче у него — день рождения. Стукнуло двадцать пять, четверть века.