Цель вижу, атакую!

— Да уж, заработали… Садись. — Николаев сразу после первой встречи как-то незаметно перешел на «ты». — Вот послушай, что сейчас начальник штаба сочинил. Или лучше сам прочти вслух.

Агеев придвинул к себе рабочую тетрадь и стал читать проект приказа по части:

«…июля 196… года, в 2.10 военный летчик третьего класса лейтенант Додонов Виктор Павлович вылетел на учебный перехват воздушной цели в сложных метеорологических условиях. Увлекшись пилотированием, летчик Додонов В. П. потерял ориентировку и ушел из зоны видимости локаторов, утратив связь с командным пунктом. Только благодаря усилиям радиолокационной службы, он был обнаружен и приведен на аэродром. Посадку совершил, имея остаток горючего…»

— Чего тут ставить остаток, — буркнул Николаев, — с гулькин нос был остаток, на второй круг не зайдешь…

«Учитывая, — продолжал читать Агеев, — что лейтенант Додонов В. П. в течение года допустил вторую предпосылку к летному происшествию, приказываю отстранить лейтенанта Додонова В. П. от полетов».

— Ну как? — покашливая, спросил полковник. — Правильно?

— Точно! — сказал Агеев, хотя был смущен. Он признавался себе, что никакого твердого решения по этому делу у него еще не созрело. И вообще с такими решениями у него получалось туго. В академию он пришел с летной работы. Был перехватчиком, летчиком второго класса, и в годы учебы, и теперь в полку продолжал летать. Именно летать, а не «подлетывать», как делают иные летчики, оказавшись на штабной или партийно-политической работе. Сейчас он снова входил в строй и, хорошо пройдя вывозные, тренировочные полеты, совершал свои первые в этом полку и безусловно удачные перехваты. А вот в отношениях к людям терялся. Не хватало опыта. Кого похвалить, кого наказать… Он понимал, что полковник представляет его состояние, во всяком случае догадывается о нем, и поэтому действовал преувеличенно решительно.

— Да, отстранить. Нечего с ним возиться…

— Конечно, — поморщился Николаев. Но приказ не подписал, а продолжал какой-то, по мнению Агеева, расплывчатый разговор.

— Вот ведь Додонов-то подбрасывает, успевай принимать — гол за голом, и все в свои ворота. Дает Фитилек..

— Почему же Фитилек? — улыбнулся замполит.

— В училище перед войной был у нас инструктор. Шумливый мужик, крикун, но летчик отменный. Так он особо отличал низкорослых курсантов. Такая у него теория была — дескать, они самые восприимчивые, с самой быстрой реакцией. «Коротенький фитилек мигом сгорит, говорил, а длинный все чадит». Мне от него доставалось. «У вас, курсант Николаев, фигура сверхгабаритная, потому и реакция замедленная. Тренироваться вам вдвое против всех надо». А вот Додонов-то маленький фитилек, а поди ты…

— Значит, теория никуда. Критерий теории — практика, — улыбнулся Агеев, — Да, — добавил он, — Девятов сегодня приезжал… Про Додонова расспрашивал…

— И что же?

— Все взял на карандаш. Беспокоился, как бы ЧП не случилось.

— Н-да. — И командир круто повернул разговор. — А на стоянку ходил?

— Так точно, товарищ полковник.

— И что, нашли инженеры причину сброса фонаря?

— Нет, еще копаются. А Кульчинский неплохо сработал. Не то, что этот самый, Фитилек — Додонов…

— Что предлагаешь?

— Кульчинскому благодарность.

— Это у нас не задержится…

— Ну я пошел, товарищ полковник.

— Будь здоров.

И они расстались.

Агеев чувствовал, что не понял в чем-то командира и что тот многое не договаривает. Может быть, полковник знает о Додонове и Кульчинском что-то еще, чего не знает он, Агеев. Или ждет каких-то дополнительных данных, о которых он, замполит, не догадывается.

Не просто это, стать с ним рядом, плечом к плечу.

Когда Борис Валентинович ушел, полковник вспомнил прежнего замполита Фирсова, недавно вышедшего в отставку, пожилого, давно списанного с летной работы старого вояку. С тем они хорошо притерлись. Все было ясней и проще.

5

«Техник-лейтенант Веснин, подите погуляйте…» Ну и пойду. Ну и погуляю. Они грамотные, сами разберутся. Инженеры!

Миша, коренастый, широкоскулый, быстрыми шагами уходил со стоянки. Поскрипывая сапогами по бетонным плитам, вышел на шоссе. У здания штаба на минуту остановился. Там, в канцелярии барабанила на машинке Наташа.

Может, забежать? Зачем? Рассказать про то, как его наладили от самолета и напроситься на сочувствие? А может, она и сочувствовать не будет. Я-то теперь под подозрением. «Нужно будет — пригласим». Ишь ты, пригласят. А меня нет: пошел гулять…

И вдруг к нему пришла простая и страшная мысль. А что, если действительно недоглядел? Что он, в конце концов, бог, что ли, Мишка Веснин? Ну, зазевался на предполетном осмотре, лазил-лазил и не заметил поломку. Может, замок не осмотрел, может, еще что. А то какой-нибудь заводской дефект вдруг открылся? И если он, техник «восьмерки», не обнаружил этот дефект, то подвел, предал своего летчика, заставил Кульчинского бессмысленно рисковать жизнью. Тогда нет ему, Веснину, прощения.

Через пролом в заборе Михаил пролез медленно и вяло, даже не оглянувшись, не смотрит ли кто.