— Это будет правильно, Иван Алексеевич, — сказал Агеев, — пусть поработает Фитилек, нечего ему бетонку подошвами натирать.
Усталым голосом полковник сказал в микрофон громкоговорящей связи:
— Лейтенанту Додонову прибыть на СКП.
Слушая повторяемую, как эхо, команду, Агеев отметил, что сегодня он впервые как-то непроизвольно назвал командира по имени-отчеству.
Беспокойно спали в эту ночь жители «крейсера». Сюда доносились тревожные голоса аэродрома: гудение, посвист, львиный рык турбин, урчание автомашин, идущих по шоссе. На городок падали отблески света от всполохов сигнальных ракет, пышных лучей прожекторов, суетливых автомобильных фар.
Лешка все не засыпал, колобродил и угомонился только в двенадцатом часу. Тогда Катюша зажгла ночничок, взяла книгу. Но не читалось. В толстом романе Диккенса попалась закладка — ее оставил Виктор. Он еще вчера читал, точнее, глотал роман — Виктор вообще читал не отрываясь: «с переходом на ночь», как он говорил.
Катя погасила свет, закрыла глаза, поворочалась с боку на бок. Но не спалось, С чего бы? За Витьку волноваться нечего: он не летает.
За окном послышались приглушенные женские голоса. Верно, соседки вышли на улицу, сидят на лавочке, бродят вдоль «крейсера», поглядывая на огни аэродрома. По ним жены летчиков различают почти все, что там происходит. Вон луч прожектора плавно лег на бетонку — значит, на посадку идет самолет…
Катя встала, поверх халатика быстро накинула шерстяную кофточку и, хлопая босоножками, подошла к группе женщин. Она остановилась у куста акации, прислушиваясь к тому, что рассказывала жена командира эскадрильи, полная, гладко причесанная женщина средних лет.
— Когда с моим, — напевно, по-московски акая, говорила она, — когда с моим та история случилась, я автобуса ждать не стала, а на попутных — так быстрее казалось— кинулась в госпиталь. Прибежала, к чему не пускают, хирург его осматривает. Дождалась в приемной. Вошел врач, важный такой, в накрахмаленном халате, в белой шапочке. Глаза за очками не разглядишь. Я к нему:
— Доктор, — спрашиваю, — как мой Геннадий?
— А ничего, — отвечает, — дай бог всякому: под пятитонкой полежал, а сознание не потерял. Сердце у него стальное.
— Я возьми и спроси:
— А летать будет?
Что тут с доктором сталось — не пойму, словно его перевернуло. Ответил мне резко, грубо:
— Нет, не будет, гражданочка, не ждите, — и не попрощался даже, ушел. Я — в слезы.
Хорошим человеком оказался этот хирург. Генку на ноги поставил, и уж так он заботился, чтобы все косточки ровненько срослись. Ну и Геннадий сам старался, каждый пальчик тренировал, а потом сколько хлопотал да доказывал, что может летать. В Москву ездил, все проверки прошел, пока оттуда разрешения не добился: «Годен к летной без ограничения». А хирургу спасибо. Встретила его недавно, поблагодарила от всего сердца, а потом все же не удержалась и спросила:
— Доктор, почему вы тогда со мной грубо обошлись?
Смеется: «Я, — говорит, — подумал про вас обидное, что вас не муж интересует, а только лётчик. Знаете, про которого в частушке поется: «Летчик высоко летает, много денег получает. Мама, я летчика люблю». Вот, говорит, я и срезал вас. Настоящая жена все выдержит, ну, а которая… Ясно?»
Хороший человек этот хирург, а ведь не понял, что для Генки моего жить и летать — это одно и то же…
Катюша отошла от примолкших женщин и тихо побрела по шоссе к аэродрому. Светало, и еще не потушенные на посадочной полосе огни расплывались в сероватом полумраке наступавшего утра. Аэродромные голоса утихли, все казалось спокойнее, чем прежде.
Катя дошла до штаба, на пути никого не встретила. И только здесь увидела бредущего в стороне от шоссе летчика в полной экипировке. Она пригляделась: не Виктор ли? Нет. Кульчинский.
— Костя, — окликнула его Катюша, — Костя!
Но он ее не услышал, а может, не захотел услышать, потому что пошел, нет, скорее, побежал, как-то странно— через поле по прямой к городку.
Катя повернула назад — забеспокоилась о Лешке: ну как из кроватки вывалится.
У «крейсера» все еще сидели женщины. Среди них, в центре оказалась «перехватчица»: как всегда на посту. Катю она задержала.
— Катенька, — сказала «перехватчица», — вы не слышали новость?
— Нет, а что?
— Ну? Ваш-то Виктор опять летает. Пошел на перехват.
— Спасибо, — на этот раз сердечно поблагодарила ее Катя.
«Хороша я со своими заботами и советами: уйдешь на «гражданку», поступишь в институт… Да еще с парадным костюмом. Чепуха это, какая там математическая макушка!»
И она вспомнила удивившую ее когда-то фразу из характеристики, выданной Виктору по окончании училища. Там было сказано: «Курсант Додонов В. П. любит летать». Как хорошо и просто: любит!
В то время когда Катя возвращалась в «крейсер», ее муж, военный летчик третьего класса лейтенант Додонов, находился на высоте девяти тысяч метров над уровнем моря, в сотне километров от своего аэродрома.