– Справишься, – повторяю я. – Ты самый сильный человек, которого я знаю. Ты смогла отучиться в колледже и поступить в юридическую школу, а теперь тебе нужно еще чуть-чуть постараться и родить этого ребенка. Верно?
Она делает вздох, в ее чертах проступает решимость.
– Верно.
И затем, после почти двадцати часов усилий, Сабрина рожает здоровую девочку.
Когда крохотный скользкий младенец оказывается в руках врача, воцаряется секундная тишина, а затем родильную заполняет пронзительный крик.
– Ну, кажется, легкие в порядке, – замечает доктор с улыбкой. Она поворачивается ко мне. – Хотите обрезать пуповину, отец?
– Черт, да.
– Не ругайся, – ворчит Сабрина, а доктор Лаура смеется.
Сердце стучит где-то в горле, когда я обрезаю пуповину, которая соединяет мою дочь с матерью. Не успеваю я рассмотреть красного липкого младенца, как медсестра тут же уносит его, так быстро, что я могу лишь невнятно прохрипеть что-то в знак протеста. Но они просто взвешивают ее, и, пока делают это, врач осторожно зашивает что-то между ног Сабрины.
Мне больно оттого, что она все это пережила, но мать моего ребенка выглядит безмятежной как никогда.
– Семь фунтов, три унции, – объявляет сестра, аккуратно отдавая малыша в руки Сабрины.
Мое сердце увеличивается втрое, заполняя всю грудную клетку.
– О боже, – шепчет Сабрина, глядя на дочь. – Она идеальна.
И это так. Она настолько совершенна, что я едва не плачу. Не могу отвести глаз от ее крошечного лица и пучка каштановых волос на маленькой голове. У нее большие голубые глаза, и она смотрит на нас с любопытством немигающим взглядом. Губы у нее красные, а щечки – розовые. А пальчики такие крохотные.
– Ты отлично справилась, дорогая, – мой голос хрипит, когда я тянусь, чтобы погладить Сабрину по волосам.
Она всматривается в меня с дивной улыбкой.
–
Несколько часов спустя мы оба лежим на койке Сабрины, удивляясь крошечному созданию, которое принесли в этот мир. Прошли сутки с тех пор, как Сабрина позвонила мне и сказала, что у нее начались роды. Она должна оставаться тут еще два дня, чтобы врачи могли следить за ее состоянием и состоянием ребенка, но с ними обоими, кажется, все в порядке.
Специалист по кормлению приходил с час назад, чтобы обучить Сабрину правильной технике грудного вскармливания, и наша дочь уже доказала, что она умнее любого другого ребенка, потому что сразу же вцепилась в грудь и радостно сосала, пока мы оба с изумлением наблюдали за этой картиной.
Теперь она, наевшаяся и сонная, лежит наполовину в руках Сабрины, наполовину – в моих. Никогда в жизни я не чувствовал большего умиротворения, чем в этот момент.
– Я люблю тебя, – шепчу я.
Сабрина слегка напрягается. Она не отвечает.
Внезапно я понимаю, что она, вероятно, думает, будто я говорю с ребенком. Так что добавляю:
– Вас обеих.
– Такер… – в ее голосе звучит предупреждающая нотка.
Теперь я жалею, что вообще открыл рот. Не очень хочется слышать в ответ, что она не любит меня, или принимать извинения за то, что это не взаимно, поэтому я натягиваю радостную улыбку и меняю тему разговора.
– Нам правда нужно выбрать имя.
Сабрина закусывает губу.
– Знаю.
Я нежно провожу пальцем по идеальным маленьким губам нашей дочери. Она сопит и копошится в наших руках.
– Будем думать об имени или о фамилии?
Надеюсь, она выберет первое. Мы еще не обсуждали имя, поскольку были слишком заняты дилеммой Джеймс – Такер.
Сабрина удивляет меня, сказав:
– Знаешь, мне кажется, Джеймс-Такер – не так уж ужасно.
У меня перехватывает дыхание.
– Джеймс Такер.
– Я так и сказала.
– Нет, мне кажется, так ее и должны звать: Джеймс Такер.
– Ты с ума сошел? Хочешь назвать ее Джеймс?
– Да, – медленно говорю я. – Почему нет? Мы будем называть ее Джейми. Но в свидетельстве о рождении будет Джеймс Такер. Так она будет равной частью нас обоих без всяких дефисов, которые, кажется, ненавистны нам обоим.
Она смеется, потом склоняется поцеловать идеальную щечку нашего ребенка.
– Джейми… Мне нравится.
Маленькая Джеймс сидит на заднем сиденье пикапа. Сестра машет нам из фойе. У меня на коленях сумка, полная всякой бесплатной ерунды. Руки Такера – на рулевом колесе. Но мы не едем.
– Почему мы не едем?
Такер бросает взгляд воспаленных глаз на заднее сиденье.
– У нас ребенок в машине, Сабрина.
– Я знаю.
Он с трудом сглатывает.
– Это ужасно, что нам разрешили уезжать из больницы с младенцем. У меня даже домашнего животного никогда не было.
Я не должна смеяться над страданиями Такера. На самом деле это даже сложно: сидеть тихо и немного откинувшись, боясь пошевелиться. Но его удрученное, даже немного испуганное выражение лица вызывает у меня невольный смех. Я прикрываю рот, чтобы приглушить звук. За сорок восемь часов с момента родов я очень быстро поняла, что спящий ребенок – очень редкое и драгоценное для родителей явление.
– Мне нравится, что из нас двоих паникуешь именно ты. Заводи машину, Так. Семья позади ждет возможности выехать.
Он поворачивается, чтобы посмотреть назад.
– У них уже есть два ребенка. Давай поедем за ними.
– Давай не будем.