Цель

Я безумно люблю свою маму, но, если честно, все еще зол на нее. Понимаю, что она беспокоится о сыне и считает, что заводить ребенка в моем возрасте – ужасная идея, но мне не понравилось то, как она допрашивала Сабрину. И в тот первый день – тоже. Весь ее визит был полон скрытых агрессивных выпадов и завуалированной критики. Думаю, к тому моменту, как мама уехала, Сабрина чувствовала себя поверженной, и очень хорошо ее понимаю.

Я посылаю новое сообщение.

Я: Честно? Мне не нравится, что ты там среди напившихся козлов. Ты должна родить через четыре дня. Вокруг тебя должны быть ответственные взрослые.

Она: Не беспокойся. Бабушка трезва как стеклышко. Да она и не пьет, помнишь?

Ну, это радует. Хотя мне ужасно жаль, что я сейчас не с ней.

– О-о-о! Я конча-а-аю!

Окей. Достаточно. Я не могу оставаться тут ни секунды, слушая, как веселится Броуди Холлис.

Запихнув в карман телефон и бумажник, я выхожу из квартиры и иду к лифту. Сейчас девять с лишним часов, так что августовское солнце уже село, и лицо обдувает приятный ветерок.

Я иду по тротуару без особой цели – главное, подальше от моей квартиры. С работой в бригаде, визитом мамы и поездками к Сабрине у меня еще не было возможности тщательно исследовать свой район. Теперь есть время сделать это и выяснить, такой ли он на самом деле грязный, как я думал поначалу.

Я прохожу мимо нескольких кафе с уютными патио на открытом воздухе, нескольких приличных малоэтажных офисных зданий и барбершопа, который мысленно обещаю себе навестить в ближайшее время. Я прохожу мимо бара на углу и любуюсь фасадом из красного кирпича, небольшим патио с коваными перилами и зеленым тентом над дверью.

Вывеска старая, с облупившейся краской и немного потрескавшаяся. На ней написано «Погребок Пэдди», и когда я открываю скрипучую деревянную дверь, то действительно нахожу за ней погребок. Бар больше, чем кажется снаружи, но все тут выглядит так, будто было построено, куплено и введено в эксплуатацию в семидесятых.

Кроме пьянчуги в самом конце стойки, тут никого нет. В пятницу вечером. В Бостоне. Никогда нигде не видел бара, который не был бы забит под завязку вечером в пятницу.

– Что я могу вам предложить? – спрашивает человек за стойкой. Это мужчина лет шестидесяти с копной седых волос, загорелой морщинистой кожей и мешками под утомленными глазами.

– Дайте мне… – начинаю я, но замолкаю, понимая, что не в настроении пить, – кофе.

Он подмигивает.

– Живешь на пределе, сынок?

Хохотнув, я сажусь на высокий виниловый табурет и кладу руки на стойку. О, черт, трогать ее было плохой идеей. Дерево такое старое, что, почти уверен, посадил занозу.

Я рассеянно выковыриваю ее из пальца, пока жду, когда бармен сделает кофе. Когда он ставит чашку передо мной, я с благодарностью принимаю ее и окидываю взглядом комнату.

– Плохой вечер? – спрашиваю я.

Он криво усмехается.

– Плохие десять лет.

– О. Печально слышать.

Тем не менее я понимаю, почему так вышло: все в этом баре старое. Музыкальный автомат – тот, который все еще требует четвертаков, – кто сейчас вообще пользуется монетами? Доски для игры в дартс все испещрены дырами, настолько большими, что мне кажется, если кинуть дротик, он просто не воткнется в доску. Столы и декоративные перегородки между ними поизносились. Пол выглядит так, будто может в любую минуту провалиться.

И нет ни одного телевизора. В каком сейчас баре нет телевизоров?

Тем не менее, несмотря на все очевидные недостатки, я вижу потенциал в этом месте. Отличное местоположение, высокие потолки с отличными деревянными балками и панелями на стенах. Небольшой ремонт, некоторая модернизация, и все может кардинально поменяться.

Я делаю глоток кофе, изучая бармена.

– Вы владелец?

– Именно так.

С минуту я неуверенно молчу, а затем опускаю чашку и спрашиваю:

– Не думали продать это место?

– Вообще-то, я…

Мой телефон звонит, не давая ему закончить.

– Прошу прощения, – спешно говорю я, потянувшись в карман. Когда вижу имя Сабрины, начинаю волноваться. – Я должен ответить. Это моя девушка.

Старик понимающе улыбается и отходит.

– Понял.

Я нажимаю на трубку и прикладываю телефон к уху.

– Привет, дорогая. Все в порядке?

– Нет! Все не в порядке!

Ее крик едва не разрывает барабанные перепонки. Боль в нем заставляет мой пульс мгновенно ускориться.

– Что случилось? С тобой все нормально? – Если только этот сукин сын Рэй ударил ее…

– Нет, – стонет она, задыхаясь от боли, – не нормально! У меня только что отошли воды!

32

Такер

Нет в мире хуже ощущения, чем видеть любимую женщину в муках и быть не в состоянии что-то сделать.

Последних восемь часов я был примерно так же полезен, как рыба, вытащенная из воды. Или рыба в воде, потому как, что, мать его, она вообще может предложить обществу?