Цейтнот. Том I

Семён лежал, навалившись грудью на стол рядом с опрокинутым микроскопом, из его виска торчала загнанная едва ли не на две трети стальная самопишущая ручка. Полной уверенности у меня не было, но что-то подсказало, что мёртв ассистент Леопольда уже не первый день. Пожалуй, лежит тут с субботы.

Иначе к чему бы все эти вопросы? С пяти часов субботы у меня железное алиби…

А так…

Я шумно сглотнул и заявил:

— Когда уходил, он был жив!

Георгий Иванович фыркнул, Альберт Павлович потребовал от входной двери:

— Посмотри, что изменилось!

Что изменилось?! Да тут неизменными остались разве что стены и потолок! В остальном же — будто ураган пронёсся: шкафы распахнуты, книги свалены на пол, папки с рабочей документацией выпотрошены. Сейф нараспашку. В сейфе — пустота.

Я заглянул в основное помещение и обнаружил, что все баки опустошены и, судя по запаху хлора, ещё и продезинфицированы, а на полу в центре помещения высится куча бумажного пепла. Леопольда — нет, Леопольда не увидел. Его в лаборатории не было.

Дальше начальник оперчасти задал с десяток дежурных вопросов, а вот мне проявлять излишнее любопытство показалось не с руки, поэтому вышел в коридор в состоянии крайней озадаченности.

— Ну что? — тут же спросил директор Бюро оперативного реагирования.

— Подвижек нет, — сообщил ему Вихрь.

— А Линь?

Начальник оперчасти вопросительно поглядел на Городца, и тот объявил:

— А с Линем мы ещё поработаем.

— Георгий Иванович, у меня дежурство через полчаса начнётся, — предупредил я. — Успеем уложиться?

— Подменит кто-нибудь! — отрезал Городец и взглянул на директора Бюро: — Так ведь, Роберт Маркович?

— А какие могу быть варианты? — развёл тот руками. — Работайте, раз надо. Дело-то прескверное…

Работать со мной взялись в кабинете Альберта Павловича. Заявились мы туда вчетвером: я, он и оба представителя контрольно-ревизионного дивизиона, да ещё следом с заварочным чайником и накрытой полотенцем тарелкой прошла тётенька средних лет, работавшая на кафедре кем-то вроде делопроизводителя. Вот как только она вышла, я и заявил:

— Там на авторучке мои отпечатки остаться могли.

— О, как! — даже присвистнул Эдуард Лаврентьевич от изумления. — Так это ты его укокошил, получается?

— Нет, я этой ручкой бумаги подписывал.

— А ручку тебе Медунец дал? — прищурился специальный агент.

— Он, — подтвердил я.

Эдуард Лаврентьевич покачал головой.

— Вот же ушлый тип! Дал ручку, потом её телекинезом в голову ассистенту загнал, и на орудие убийства чужие пальчики заполучил! Ловко! Альберт, вы как такого прыткого проглядели?

Мой куратор ответил немигающим взглядом, затем без всякого выражения произнёс:

— Не он первый, не он последний. За всеми не уследишь. Да и не так уж умно он всё обстряпал, если разобраться.

— Возможно, но как вы теперь невиновность своего кадра доказывать собираетесь?

— Уж как-нибудь докажем, — столь же спокойно заявил Альберт Павлович.

— Поговорю с криминалистами, чтобы заключение подкорректировали, — сказал Георгий Иванович, который взял на себя обязанности хозяина и начал разливать по гранёным стаканам чай, затем потребовал: — Пётр, излагай в подробностях о субботнем визите в лабораторию. Что видел, что слышал. Всё!

В лаборатории я не пробыл и пяти минут, поэтому рассказ много времени не занял, но дальше кураторы потребовали поведать обо всём моём предыдущем общении с Леопольдом, и вот тут уж несколькими лаконичными фразами ограничиться не получилось, даже горло пересохло, пока обо всех наших встречах в последнее время поведал. Чай пришёлся как нельзя более кстати.

— Ну что могу сказать, — поднялся на ноги Эдуард Лаврентьевич, когда было покончено с наводящими вопросами, — господин Медунец рехнулся на почве собственной гениальности и в силу неприязненных отношений с заведующим лабораторией убил своего ассистента, уничтожил записи и материалы исследований, после чего скрылся в неизвестном направлении. Не наш профиль, господа! Предлагаю передать дело следственному дивизиону и пусть уже они объявляют беглеца в республиканский розыск и оповещают пограничный корпус.

— Пограничный корпус уже оповещён, — ворчливо произнёс Георгий Иванович. — Скажи лучше, зачем понадобилось убивать ассистента? Тоже на почве неприязненных личных отношений?

Эдуард Лаврентьевич покачал головой.

— Нет, на почве чувства собственного величия. Ваш Медунец так верит в значимость своего исследования, что устранил единственного человека, который мог воспроизвести его результаты. О конкретном мотиве судить не возьмусь. Во-первых, возможна банальная научная ревность. Во-вторых, попытка увеличить ценность собственных выкладок.

Городец кивнул и спросил:

— Выкладок касательно чего? Что говорят наши секретчики?

Его коллега по контрольно-ревизионному дивизиону лишь презрительно фыркнул.

— Какие-то кишечные сверхбактерии — очередной фантастический прожект! Ума не приложу, как выделяют финансирование на всю эту ерунду. Альберт Павлович, надо бы потрясти ваших растратчиков!

Тот предложенного тона не принял и мрачно изрёк: