ЦДЛ

– Да наш с тобой исход, – отвечает, – и кому же хуже, что выперли нас? Опять же ей, разнесчастной. Вот и скажи теперь, что художник может прожить без политики, да еще в таком резко разделенном мире с капитулянтски пасующим его авангардом, – просил налить он себе по новой и залпом глотал, закусывая сладкой селедкой. Он и не представлял, что здесь настолько сладкая жизнь. – Там нас было мало, а здесь и того меньше. «За нами Москва – отступать нам больше некуда!» – помнишь самый патриотический этот лозунг, а ведь спас белокаменную нашу столицу… кровопийства этот сучий лозунг. Пора и Западу взять его на вооружение, за ним, ненаглядным, неотступно идет когда-то не взятая. За ним шелестит знаменами, да если бы только знаменами, только и ждущими своей красной подкраски. Сколько ни проливай кровушки под ними – все мало. Это сколько же им ее понадобится, чтобы над всем миром реять? Вон и Европа сбежавших, говорят, запаниковала вследствие Нового Закона о Гражданстве СССР, считающего всех нас своими подданными, хотя ими же на Запад мы и проданы. Все же по 500 рэ заплатили, не считая, сколько сердобольный Запад им за нас отвалил. Не одними ли его уступками да вспрыскиваниями, а то и явным коллоборанством они и живы. По мне, сотрудничать с оккупантом, да еще будущим, – дважды предательство. Так что есть отчего нашим цуцикам паниковать. Опять же на ум приходит не слишком давняя выдача русских. А вдруг, мол, надавят танками и дрогнет Запад и снова отдаст? Опыт есть, да и монолита ему по-прежнему не хватает… А с другой стороны, я думаю, раньше Кремль возьмут с голодухи многочисленные советские народы, нежели танки двинут сюда. Ведь даже при всеобщей повинности многонациональной, чтобы дальше вот так же повиноваться, надо хоть что-нибудь на подмогу этой самой повинности бросить. А бросать-то скоро совсем будет нечего, тем более если Запад танками взять, Запад – последнюю надежду советскую подкормиться. Это здесь живот выпирает дух. Это здесь он выскальзывает, как мокрое мыло в ладонях… И потом, мы зачастую судим о Западе по не лучшим его представителям. По восточным представителям судим о Западе. Сплошь мазохисты, везде и всюду подставляющие свою дряблую оконечность, они же из кожи вон лезут, чтобы их били. Они же кайфуют при этом. А мы думаем – и что это так надрываются заднеротые? Чего им не хватает? Пинка. Но тут они разборчивы очень. Им отечественный не годится. Им иноземный пинок подавай! К тому же соотечественники их к ним вполне равнодушны. Их волнует все, кроме политики. В том-то и смысл – кабы они осознали свою свободу, как мы несвободу свою. Потому-то и смотрели спокойно, как выдают на погибель живых людей… Вот только странно – почему там не было ни одного литературного критика? Допускаю, что Западу три наши волны уже вполне до подбородка доходят. И даже шибает в нос. В массе своей они довольно-таки духовитые. Ведь кого только матушка из глубин своих не выдала. Такую выставку приняли, что уже в зоопарк не надо ходить, действительно: попроси их назад СССР – с удовольствием бы отдали, но кто их назад-то попросит, когда самим кусать нечего. Я думаю, этот Закон и придуман затем, чтобы назад не возвращались. Даже туристами, очень уж не любят в СССР контрастов, а лагеря и тюрьмы с психушками переполнены, и так сидят миллионы – баланды не напасешься…

– Всегда напасалась, это почему же теперь не напасется? – спрашивает Вадя.

– Да скоро воды на нее не хватит, а уж крупы! Доселе безгласная природа, от которой, как известно, не ждали милостей, и та становится антисоветской, вернее, по-советски скоро руку протянет, если раньше рук не протянет ноги… И неисчерпаемым залежам приходит конец. И потом, я оптимист – этот мир настолько порочен, что его победить невозможно. Тем более каким-то бесштанным альтруистам, прячущим свою срамоту в танках…

Большой несбегаемый

Большой театр уже не большой – сбегают…

Из закулисных разговоров

Вот и Одиссей Моисеевич отдохнул и задумался о различиях между писателями. И действительно, какая разница между ними? Между американским, скажем, и африканским? Один, видимо, обрезан. Другой – нет. И речь здесь, конечно, не о цензуре. Или арабским и еврейским? Ну, тут никакого различия – оба обрезаны, – морщил лоб Одиссей Моисеевич, – это, конечно, важно, если они пишут тем, что подлежит обрезанию, но главное отличие все же в языке, хотя тоже болтается…

– Вот ты чей автор? – вдруг спрашивает он Вадю.

– Я? – удивился Незнанский. – Не только ничей, но даже не автор…