ЦДЛ

– Кинорежиссер от Бога – Миша Богин – дорман, то есть в приличном доме швейцар. Другой творческий работник – в кабаке вышибала. Оперный певец – в синагоге поет. Знаменитая эстрадная певица – в кабаке захудалом (там их несколько, наших знаменитых певиц). Диктор – доктор – нелегально массирует. Ну, это диктор радио. Диктор же телевидения – легальный у нас массажист (было телевидение, теперь теловидение). Доктор наук – студент. Саксофонист – пошел в монахи. Физик-лирик – грузит кошерное мясо. Лирик-физик – тоже физический труд – таскает подносы в столовке. Писатель по соседству – подсобник, то есть моет посуду, а вот в Москве даже за собой не мыл. Другой – на пособии. Третий – таксист. Четвертый – пешком рысист. Пятый – русист. Кто поспособней – пишет порно. Кто удачно вышел замуж, кто в публицистах – в своем семейном кругу утирает слезы родной газеткой, а кто на ювелира пошел…

– С ножом?

– Нет, учиться. Кто-то просто учится – абы чему. Следующий – тоже студент. А за ним – вообще школьник – хочет начать все сначала. А кто-то хочет, напротив, начать все с конца и пенсию получить (здесь ее дают и дня не работавшим). Поэт… Ну, поэты всегда были выше забот меркантильных… Помнишь, да нет, я не успел тебе это сказать:

Поэт, он лев, а значит, прав
всей своей сутью из-под спуда,
да вся литература – сплав
двух-трех глаголов в радиусе чуда.

Нерупов

– А вот меня отпустили не брав, – говорит прозаик Нерудов, взявший себе имя Падло в честь тоже никакого Неруды – Пабло (он слегка спутал его имя). Настоящий Неруда был чех и погиб как герой, а Пабло не только не погиб в борьбе с фашизмом, а еще и зад его тогдашнему союзнику вылизывал, прямо из Чили доставал языком до Москвы, а уж когда приезжал – и подумать страшно – что им вытворял. Но они были почти из одного места – Пабло Неруда – из Чили, а Падло Нерудов – из Чилика. Именно к ним в Чилик, затерянный где-то под Алма-Атой, тоже черт знает где примостившейся, любил наезжать из Англии сэр Макмиллан – большой гурман в смысле выпить, обожавший «Чиликское крепленое» (подозревают, что он им мыл ноги), и вообще большой друг Советского Союза – именно его правительство вместе с американцами выдали Сталину два миллиона русских после войны. И что уж с ними усатый сделал, думаю, объяснять не надо. Нерудов как раз приехал сюда написать об этой трагедии, но его опередили. Какой-то лорд уже написал и крикнул вместо всех русских, будто всех русских свалила ангина.

– А какая все же главная причина, что ты уехал? – спрашивает Бах. – Вот у нас, например, не считая того, что нас просто турнули, необычайно развито любопытство. Может, ты чахнул, как Чехов?

– Чихал я на них, а не чахнул, – отвечает Нерудов, – просто мои темы эмигрировали раньше меня, видимо, я родился вольным художником, но в силу сложившихся обстоятельств был вынужден задержаться в своей детской люльке, рискуя в ней остаться и до глубокой старости, но судьбе было угодно, чтобы я все же выполнил свой священный долг… Каждый день я занимаюсь чистописанием, плавно переходящим в священнодействие, готовя шедевр, который ожидает Россия: к тому времени, когда она будет свободной, будет готова и моя книга. Настоящие вещи должны писаться не торопясь. Так что у России еще есть время освободиться.

– Литература – хобби, раз денег не приносит, – соглашается Бах.

Мне же почему-то послышалось – разденет и сносит (со мной это часто бывает).

– Я думал, что это увлечение писателей и еще художников и никого больше – ан нет, – говорит Даня, – работая истопником в одном из филиалов одного из многих американских издательств, я особенно это почувствовал – чтобы избавить ридеров (то есть издательских чтецов) от необходимости перечитывать рукописные тонны, их попросту жгут… В отличие от нас, ко всему привыкших, здешние авторы пускают себе пулю в лоб, когда не находят издателя. А как его найти, если жгут не читая? Так поступил, например, некий Д.К. Тул. Правда, лет через двенадцать после его смерти его книгу «Федерация тупиц» все же наградили Пулитцеровской премией.

– Это, наверно, оттого, что здесь засилье крупных писателей-евреев – Сол Беллоу, Сэлинджер, Рот, Мейлер, Буковский, Доктороу, Миченер и педрила-поэт Аллен Гинзберг, не говоря уже о крупных писателях, которые еще неизвестны, – смутно догадывался кто-то из нас.

– Да, но знаменитые педы Хэм, Тенесси Вильямс, Гор Видал, Трумен Капоте и другие не были евреями, – возразил Ардальон, – после тысячелетий рабства и унижений наступила наконец-то эра, когда к евреям стали относиться как к людям. Другое дело, что это явилось для них полной неожиданностью. Как сказал Артур Миллер (тоже, кстати, еврей, помнящий вывески: «Евреям, собакам и неграм – вход воспрещен!»): «Мы празднуем свое освобождение…» Поэтому эмансипация писателей-евреев в Америке не случайна…