ЦДЛ

30-е улицы – и вот уже стали сновать хасиды с косичками пейсов, в неснимаемых своих лапсердаках и в лисьих шапках (и это в тропическую жару?!). А ближе к даунтауну замелькали китайцы, но уже без косичек. В небе плывут дирижабли с рекламой, а внизу проплывают шляпы, чалмы и сомбреро, а также фески, ермолки и что-то еще. На улицах тесно, но это не значит, что все шагают в обнимку, разве что геи – эти в обнимку всегда, так что в сравнении с Парижем влюбленных что-то не видно. Разве что влюбленные в свои права лесбиянки, чей лозунг «обнимемся» – однопол. Далее призывали к объятьям уже всех без разбору. Обнимемся, братья и сестры, почему бы нам не обняться?! – подумал я от избытка чувств, меня охвативших. Я же так мечтал узреть патриотов планеты – космической нашей провинции, пусть солнечного, но уезда, настолько заброшенного, что просто бессовестно быть патриотом только своего угла-континента и только своей халупы-страны. Никто же не кричит, что он патриот своей улицы или что он патриот только своей постели, будучи при этом и патриотом своего желудка, то и дело бегающего к врачу, ставящему беспощадный диагноз – скоро он вообще переберется жить в унитаз. И настоятельно советующего отрастить еще одно мягкое место, чтоб хоть как-то сохранить фигуру. Не будучи диетологом, я тоже замечаю, что дистрофики здесь с таким мешающим походке задом, что в Сошиал Сервис Собес не влезает. По-моему, им еще и приплачивают, чтобы он не худел, исходя из совершенно правильной мысли – с толстым задом не побунтуешь. Америка – страна толстяков, и больше всего их в Нью-Йорке.

Заинтригованный величием Запада, где даже заложников брать невозможно – тут же просят их навсегда оставить, я, безусловно, допускал, что в сравнении с Востоком Запад – рай, не без ада, конечно, но все же Эдем. Ну а если не сравнивать Запад – кто же Запад тогда? Несравненный, он станет обычным. Но Земля должна иметь своего орла и решку, а также извечный спор – кто зад ее оборотный, а кто пусть неважное, но лицо. Это сверху виднее, а я, между прочим, пока понизу еду.

Нью-Йорк – черно-белая улыбка, где даже бродяги немытые и опустившиеся не спеша опускаются дальше (было б откуда) и принципиально не берут положенных им государственных денег. Это банкроты от безденежья сигают вниз головой с высоты многоэтажной Америки, так сказать, опускаются сразу. А эти вон как царственно перебирают ногами. Но это когда-то сигали с сигарой во рту банкроты, ныне в самый момент приземления им подставляют мешок с деньгами. Здесь забота о ближнем, тебя потрошащем, превыше всего. Так что прикрыли трубу, в которую они вылетали. И вообще самоубийцы здесь почему-то любят публичную смерть. А вообще-то смерть здесь частное дело. Смерть тут отнюдь не государственный промысел. Сыновья Свободы ночуют под сенью ее, в отличие от тех, кто прямо в ней спит, хотя полиция считает, что не принято в символах дрыхнуть. Один клошар, а по-здешнему – бам, когда его благодати этой лишили, сказал: «Ведь ее, между прочим, французы отлили, а американцы лишь на ноги ставить ее помогли, а у французов именно с женщиной принято спать…» Вот он, символ Свободы, в утробе которой спит клошар, эмбрионом согнувшись.

И еще здесь практичные люди. Скажем, падает «Скайлаб», и вот уже каски с тем же названием продают. Это чтоб на голову он, космический, вам свалился и не застал бы врасплох. Кстати, каждый месяц на каждую квадратную милю наших белых воротничков выпадает 171 тонна сажи. Говорят, этот город неотразим. Отразим и еще как в отвесном зеркале стекла и бетона и сам свою отбрасывает тень. Воспет, заснят, заспектаклен и заэкранен, захвален, затуркан, заплеван, загажен и вечно горит. И я какую-то цифру пытаюсь вспомнить пожаров, но, увы, так и вижу, как книги горят. Конечно, сапожник заметил бы, что сапоги сгорают. Загадка – сколько бы убили людей в Америке за 1980 лет, если только за один 1980-й год в одном только Нью-Йорке было совершено 1980 убийств?

– Останови-ка, приятель, свой сейф на колесах, я спрошу одного историка здешнего, этого пророка наоборот, не хочет ли он переквалифицироваться в провидцы?

– Нет смысла заглядывать в будущее, в следующем

1981 году каждый из нас может стать 1981-й жертвой. Все мы имеем абсолютно равные шансы, – скажет он не слишком радостно.