Царство Прелюбодеев

Сколько длился сон, Владимир не понял. Он вдруг услышал влажный шепот и странное покусывание собственной плоти чьими-то зубами. Наш герой попытался встать, но чья-то сильная рука пригнула его к подушке. Наконец глаза привыкли к темноте. Луна светила неярко. Он понял, почему: его кровать вновь была затянута бархатным балдахином, пропускавшим лишь слабую полоску лунного света. И в этом луче, словно огромный мучной куль, обозначился контур корпулентного тела. Это снова была Аленка! Она сидела у него в ногах. Её голову покрывал темный, монашеский платок. Аленка шептала какой-то колдовской заговор, склонившись над спокойным фаллосом Владимира и время от времени легонечко покусывала его крепкими зубами, обдавая горячим, влажным дыханием:

– Есть Окиян-море, на пуповине лежит Латырь-камень, на том Латыре-камне стоит булатный дуб, и ветки и корень-булатные, твердокаменные. Как тот булатный дуб стоит крепко и плотно, столь бы крепко и плотно стояла белая, ярая похотимная жила на женскую похоть, на полое место. Из-под того камня выходит бык – булатные рога и копыта булатные, и ходит около дуба булатного, и тот дуб бодает и толкает, и не может сломить и повалить. Сколь тот крепко булатный дуб стоит и сколь крепки рога у быка, столь бы крепко стояла ярая похотимная жила на женскую плоть, на полое место. Из-под того Латыря-камня вылетают тридевять куриц и один петух; тот петух тридевять куриц топчет пылко и яро; сколь тот петух пылок и яр, столь бы Владимир свет Иванович был бы пылок и яр на женскую похоть, на полое место, во веки веков, – прошептала она по-старушечьи. Плюнула трижды на причинное место Владимира и снова легонечко укусила за мягкую плоть.

– Алена Митрофановна, вы что там делаете? – прошептал Владимир. – Вы зачем шепчете и плюете? И кусаете зачем?

– Не мешайте, Владимир Иванович, – с жаром ответила она. – Я «нестояк» вам заговариваю, сглаз лихоманов загрызаю.

– Какой «нестояк», Алена? У меня все в порядке в этом смысле.

– Как же в порядке, когда на мои телеса обильные, да хотючие не встает? – с обидой усомнилась она и продолжила «творить» колдовской заговор: – Есть гора костяна. На той горе стоит стул костян. На том стуле костяном сидит царь Костян, подпершись костылем костяным: шляпа на главе костяна, рукавицы на руках костяны и сапоги на ногах костяны и весь тот царь костян, и все семьдесят три жилы костяны, и становая жила – кость. Так бы и у Владимира все семьдесят три жилы, и все семьдесят три жилы-суставы были бы костяны, и становая жила была бы костяна, и стояла б она на хуе сто раз, и тысячу на пострекание, на малое место, на женскую пизду и девичью пизду: на черную, на русую, на красную, на белую и на всякую – месяца молода и ветха и на перекройных днях, – она снова три раза плюнула на фаллос Владимира.

– Алена, прекрати! – Владимир попытался дернуться. – Ты меня всего уже заплевала…

– Лежи, барин, смирно. Не дочитаю заговор – так и будешь «нестояком» маяться, забубенным по свету мыкаться. – Сильные руки крепко прижали ноги Владимира. – Как у стоячей бутылки горлышко завсегда стоит прямо и бодро, так бы и у Владимира завсегда хуёк стоял на Алену и во всякое время для любови и для похоти телесныя, – она снова плюнула и тихонечко укусила Владимира за самый конец. Он почувствовал даже, что фаллос начал приподнимать упругую головку, и к ужасу Владимира, наливаться свинцовой тяжестью.

– Ага! Помогает! – победоносно вскричала она.

– Алена, это не то… Он и так по утрам… или когда в уборную хочу, или просто так встает. Ты укусила его, вот он и воспрял.

– У всех бы так-то «просто так»… Ложись на меня медовую, подомни мои булочки сдобные, поцелуй в уста сахарные.

– Алена, я не могу! Ну, понимаешь ты или нет? – он вспомнил о внушительном мужском орудии, находящимся в алькове сомкнутых ног «мужебабы» и резко поднялся с кровати.

Аленка насупилась и зашмыгала носом.

– Я покуда потерплю: авось одумаетесь и не откажетесь от счастия своёва. А ежели отказ будет и потом, то я втихаря и обратный заговор могу прочесть… Ни на одну пизденку потом не встанет.

– Алена, поздно уже. Давай поспим немного. Кровать широкая, ложись с краю.

– Я вот ешо, что спросить хотела… – Аленка немного замялась.

– Спрашивай.

– А вправду говорят, что вы не только с бабами любовь творили, но и с мужиками?

– Алена, отстань. Это – не твое дело! Это – совсем другое…

– Как же, не моё? – зло огрызнулась она. – Чего ж, другое-то? Раз ты и к мужикам привычен, то пошто от меня морду воротишь? Ведь я-то лучше. Поелику я ж тебе – мужик и баба. Какого ж тебе чОрта надо?

– Алена, давай потом поговорим. Я сильно устал.

Аленка притихла и обиженно засопела. «Может, отвяжется на время?» – подумал он с надеждой.

Взгляд Владимира скользнул по комнате: инвалид спал уже, лежа на двух стульях – видимо, Аленка позаботилась о несчастном и положила его поудобнее. Странное дерево все так же росло посередине комнаты, ствол одеревенел и стал гораздо шире. Но ветки были пусты.

«Куда они подевались? Неужто полетели на улицу?» – испугался Владимир. Сон как рукой сняло.