Царство льда

Несмотря на долгие испытания, Мелвилл был полон жизни. Один из его родственников даже счел, что он «выглядит почти обычно, только немного похудел». Его глаза, как заметил репортер «Геральд», «лучились прежним ласковым светом». Однако за этим светом скрывалась и печаль, ведь Мелвилл узнал, что во время экспедиции его жена Гетти совсем лишилась рассудка и чуть не убила себя выпивкой. Соседи видели, как Гетти ходила по городку Шерон-Хилл в Пенсильвании и толкала перед собой пустую коляску, разговаривая с воображаемым ребенком. К великому облегчению Мелвилла, Гетти не приехала в Нью-Йорк, но механик понимал, что ему придется столкнуться с ней уже через несколько дней, по возвращении домой.

«Океанская жемчужина» пристала к пирсу на Двадцать третьей улице. В сопровождении двух длинных колонн одетых в парадную форму моряков исследователи покинули пристань и подошли к ожидающим их экипажам. Мелвиллу предстоял долгий день, полный официальных встреч и речей. Но прежде всего он должен был отправиться в верхнюю часть города, чтобы отвезти коробки с бумагами и личными вещами Эмме Делонг.

Получив подтверждение гибели мужа, Эмма ненадолго впала в ступор. В те дни она была в Берлингтоне, в Айове, вдали от мира, вдали от газет восточного побережья и неусыпного контроля общества. Ей почти удалось воспринять трагические новости так, словно это абстракция, донесение из другого мира. «Казалось, меня поглотило море, – сказала она. – Я жаждала спокойствия и одиночества. Я хотела, чтобы меня оставили в покое, чтобы мне не нужно было ни с кем говорить и ничего делать».

Но затем она поняла, что ей придется представлять экспедицию «Жаннетты», изучать бумаги мужа, редактировать и издавать его журналы, оберегать его наследие и наследие других моряков, участвовавших в плавании, как живых, так и мертвых. При гибели судна американского флота в обязательном порядке созывалась комиссия по расследованию происшествия, и Эмме предстояло содействовать следствию и давать показания. Ей предстояло утешать всех близких погибших и выбивать медали, благодарности и пенсии. Хотела она того или нет, Эмма понимала, что теперь она – лицо экспедиции «Жаннетты». Возможно, весь остаток жизни ей суждено было играть роль жены путешественника.

Она снова и снова спрашивала себя, стоила ли экспедиция «Жаннетты» всех страданий, всех мучений, всех потерянных жизней, ведь в итоге она лишь немного продвинула человечество на пути к арктическому Граалю. «Неужели слишком высока оказалась цена, которую пришлось заплатить за эти сведения? – писала она. – Но не так оцениваются людские начинания. Жертва благороднее покоя; бескорыстную жизнь обрывает одинокая смерть, и мир обогащается даром страдания».

Эмма переехала в квартиру своих родителей в Нью-Йорке, куда в тот сентябрьский день прямиком из гавани и приехал Мелвилл. Он хотел выразить ей свое почтение и передать бумаги, дневники и личные вещи Делонга. Но еще он хотел заверить Эмму в своей бесконечной преданности, почти как средневековый рыцарь. Он извинился перед ней за свою жену Гетти – «несчастную женщину, на которой я женился», как выразился он сам, – которая писала Эмме странные письма и давала истеричные комментарии прессе. «Семнадцать лет я страдал, – впоследствии написал он Эмме, имея в виду свою домашнюю жизнь. – И нет мне спасения, пока смерть не устранит препятствие».

Мелвилл сказал Эмме, что остается целиком и полностью преданным экспедиции «Жаннетты». Он невероятно гордился своим участием в ней. Он предупредил Эмму, что в грядущие годы экспедицию неизбежно будут критиковать: писатели примутся сочинять противоречивые истории, позеры попытаются получить личную выгоду. Мелвилл хотел, чтобы Эмма знала, что он будет всеми силами оберегать память ее мужа – его любимого капитана.

«Я останусь предан вам и Делонгу, – сказал он, – пока не растает весь лед».

Той ночью руководство Нью-Йорка закатило в честь Мелвилла, Найндемана и Нороса банкет в «Дельмонико», который, пожалуй, был лучшим рестораном Манхэттена. Чествовать выживших собралось более 150 человек, одетых в вечерние костюмы.

За ужином слово брали многие чиновники – федеральный судья, сенатор, главный инженер ВМС и многие другие. После печального тоста в память погибших Мелвилла попросили подняться и сказать несколько слов. Он был предельно краток. «Джентльмены, – начал он своим низким голосом, – от имени самого себя и двух моих товарищей я хочу лишь сказать, что мы выполнили свой долг и сделали все возможное, а если бы мы не попытались так поступить, мы не были бы мужчинами».