Царство льда

Дорогая моя матушка,

мы жили на льду, пока не лишились корабля (нашего дома). Затем начались испытания. Мы попали в сильный шторм, который едва не положил конец нашим страданиям. Я отморозил ноги и замерз так сильно, что мне казалось, будто я и не почувствую, если их у меня отнять. Когда мы сошли на берег, я был совсем плох. Я не мог ходить, мне было очень больно, ноги начали гнить. Один из моих товарищей, Бартлет, ножом удалил все пораженные места и отрезал мне половину большого пальца, но кость осталась торчать. Теперь мне трудно ходить; наверное, я еще не скоро поправлюсь. Я стараюсь держаться достойно. Во мне еще осталась воля к жизни. Матушка моя, ты и представить не можешь, через что нам пришлось пройти. Когда я оглядываюсь назад, все это кажется странным сном, а не реальностью.

Полагаю, я достаточно написал о своих невзгодах. Довольно! Я очень хочу увидеть всех домашних. Передай всем в городе и за городом, что я их люблю, но львиную долю моей любви оставь себе и не сомневайся в моих словах.

Твой любящий сын

Герберт

Когда американцы провели в Зимовьеляхе почти две недели, им выпал шанс встретиться с интересным гостем. Это был крупный, бородатый русский с солдатской выправкой. Он постоянно передвигался по дельте, торгуя с местными и обмениваясь товарами. Это был Кузьма. До его дома в крошечной деревушке Тамуз было полдня езды на собачьей упряжке. Была в Кузьме какая-то загадка – он казался тем еще пронырой, – но в целом он был человеком сведущим и заинтересовался рассказом Мелвилла. «Он был смышленым, умным человеком, – писал Мелвилл, – и я сразу связал с ним больше надежд, чем со всеми остальными, кто встречался нам на пути».

К этому времени Мелвилл уже мог объясняться на ломаном русском, и Кузьма вскоре понял основные пункты его рассказа: что моряки потерпели кораблекрушение, приплыв из Америки на судне «Жаннетта», что они добрались до Зимовьеляха на маленькой лодке и что теперь они ждут, пока встанет лед. Кузьма вручил американцам немного табака, пять фунтов соли, несколько мешков ржаной муки, сахар, чай и тушу оленя.

Мелвилл заключил с Кузьмой договор: если русский отправится в Булун и привезет оттуда еду, одежду и оленьи упряжки, Мелвилл отдаст ему вельбот и заплатит 500 рублей. Куда бы он ни поехал, Кузьма должен был везде рассказывать, что американцы предлагают 1000 рублей в награду любому, кто сможет сообщить Мелвиллу сведения о местонахождении двух других экипажей, даже если это сведения об останках, выброшенных на берег. Кузьма согласился на сделку, но сказал, что отправиться сможет лишь через неделю, потому что река еще недостаточно замерзла.

Мелвилл не знал, доверять ли Кузьме – он казался каким-то ненадежным. «Как я понял, – вспоминал Мелвилл, – в этой части Сибири ложь не считается грехом; напротив, искусная ложь даже считается достижением». Но выбора у Мелвилла не было, поэтому они с Кузьмой ударили по рукам.

Кузьма не врал, но не говорил и всей правды. Мелвилл не мог знать, что Кузьма был ссыльным преступником, который под страхом смертной казни не мог отправиться в Булун один. Ему нужно было подождать, пока его сможет сопровождать староста его деревни Николай Чагра. Из-за этого возникли новые задержки, но 16 октября Кузьма наконец-то выехал в Булун. Он полагал, что при благоприятной погоде сумеет добраться туда примерно за пять дней.

Еще почти две недели моряки ждали его возвращения в Зимовьеляхе. «Мы тревожно всматривались в горизонт, – писал Мелвилл, – но тщетно. Кузьма не появлялся». В конце концов 29 октября он все же вернулся – «ни одного любимого не встречали дома с такой радостью».