Собрав собачьи упряжки, Мелвилл взял с собой казака-проводника и несколько якутских следопытов и 5 ноября отправился в дельту Лены. В хижине Найндемана он оставил записку Даненхауэру, в которой велел штурману вести моряков в Якутск. «У меня довольно хорошая карта, чтобы разыскать пропавших, – написал Мелвилл. – Если позволят погода и время, я доберусь до северного берега, чтобы забрать документы, хронометр и остальные вещи с корабля. Возможно, меня не будет целый месяц. Не беспокойтесь обо мне. Местные обо мне позаботятся».
Глава 39
Белая пелена
Простившись с товарищами, Мелвилл подготовился к путешествию по ледовым просторам дельты. Должно быть, ему пришлось призвать на помощь всю свою волю, ведь он тоже страдал от обморожения, был измучен и истощен. Его здоровье было подорвано полугнилой едой, которой им пришлось питаться несколько месяцев. Он возвращался в дельту в страшное время года – на землю опускалась сибирская зима, которая несла с собой шквалистые метели, постоянную темноту и экстремальные температуры – до 45 градусов ниже нуля.
Мелвилл понимал, что он до смешного плохо подготовлен. Хотя он был способен к языкам, якутского наречия он не знал, а местные, по его же признанию, «с трудом понимали его русский». Ему не хватало опыта езды на собачьих упряжках и выживания в открытой тундре. Ему предстояло проехать по необитаемому лабиринту, почти в три раза превосходящему размерами флоридский Эверглейдс[7] – причем
Попытка разыскать Делонга в этом белом плену, конечно, была донкихотской – а в это время года еще и невероятно опасной. И все же пока оставался хотя бы призрачный шанс, что капитан и его люди еще живы, Мелвилл обязан был попробовать их спасти. Он пытался представить, как страдают его товарищи, жуя рыбные головы или кожаные подошвы своих сапог, как чернеют их конечности и как холодеют их тела. Ему оставалось лишь надеяться, что им, как и Найндеману с Норосом, повезло встретить дружелюбных кочевников, или они наткнулись на лодку на одном из рукавов Лены, или их подобрала спасательная экспедиция, отправленная с корабля, или они выследили стадо мигрирующих оленей, мясо и шкуры которых помогли им продержаться так долго.
Мелвилл полагал, что поиски не будут напрасными, даже если он обнаружит, что весь отряд Делонга погиб. Понимая, что дельта полна волков, лис, птиц-падальщиков и полярных медведей, в случае гибели товарищей он хотел «спасти их тела от обезображивания дикими зверями».
Еще больше его тревожил весенний разлив. «Было совершенно очевидно, – замечал Мелвилл, – что, если отложить поиски до весны, все следы моих товарищей смоют талые воды, которые полностью поглотят всю дельту, принесут с собой огромные бревна и прибьют их к берегу в сорока футах над уровнем реки».
Он также намеревался спасти все оставленные в тайниках документы и научные приборы, которые сумеет найти, пока их не уничтожит весна. Найндеман отметил на карте место, где они оставили корабельные записи, документы, хронометры и образцы обнаруженных видов. Мелвилл понимал, что найти тайник будет непросто, но спасти эти вещи, определенно, стоило.
В Булуне Мелвилл познакомился с российским чиновником, комендантом Григорием Бешовым – по словам Мелвилла, это был «статный казак», «очень высокий и крепкий, он внушал к себе уважение». Находчивый Бешов предоставил Мелвиллу собачьи упряжки, провизию и двух проводников из числа местных жителей. Хотя Мелвиллу нечего было им предложить, он пообещал Бешову, что американское правительство в итоге оплатит труды якутов и все остальные расходы на поиски – а также выплатит любое вознаграждение, которое затребует сам Бешов.
Двое проводников, Василий и Томат, были молодыми, крепкими парнями, которые хорошо знали дельту и все расположенные в ней хижины и охотничьи стоянки. Но к предстоящей поездке они отнеслись в высшей мере скептично. Они полагали, что Мелвилл сошел с ума. Всю жизнь при наступлении зимы они
5 ноября Василий, Томат и Мелвилл встали на нарты и выехали на север. «Я отправился в путь, – писал впоследствии Мелвилл, – полный надежд и опасений. Я надеялся на лучшее и опасался худшего».
Много дней они неслись на нартах сквозь белую пелену. Это был мир грез, окутанный туманом и занесенный снегом, почти лишенный следов животных и человека; как выразился Мелвилл, «суровый, пустынный край, где не было никакого пропитания». Полозья скрипели и увязали в снегу. Томат и Василий выкрикивали команды на своем странном тюркском языке. Собаки тянули упряжки. Завывали сибирские ветры.