Он свернул направо и въехал в открытые охранниками ворота. Огромный дом в немецком стиле стоял в глубине, за цветниками, почти у самой воды. Ломаная крыша, увесистые дубовые стропила и балки, фундамент, отделанный серым горным булыжником, – все могучее, выстроенное на века, тяжеловесное. Участок превышал по площади тот, в Больших Глинах, примерно раз в тридцать. Но и он был гол и открыт ветрам и солнцу. Деревца в аллеях были еще молодые и тощие – когда еще вырастут, поднимутся, наберут силу, дадут прохладу и тень.
Сбоку к дому было пристроено еще одно помещение, совершенно несоответствующее первоначальному «альпийскому» стилю – нечто вроде террасы из стальных конструкций и прозрачного пластика. Такие архитектурные «довески» имеют порой рестораны.
– Вам сюда, вас тут ждут, – указал Колосову на это строение охранник.
Это было что-то вроде оранжереи или зимнего сада. Но понял это Колосов, лишь когда подошел совсем близко, проследовав мимо клумб и куртин, заполненных синими, желтыми, розовыми и фиолетовыми цветами, названий которых он знать не знал. Цветник был красив – гораздо красивее и этого голого двора, и помпезного дома, такого немецкого и чужеродного на берегах старушки Клязьмы. Цветы на клумбах были подобраны с удивительным вкусом – цвета плавно переходили друг в друга, создавая впечатление причудливого рисунка.
Пластиковые автоматические двери оранжереи открылись, и на Колосова дохнуло душной влажностью. Рубашка мигом прилипла к спине.
– Вы? Очень хорошо, просто отлично. Пропустили вас сюда без задержек?
Из-за солнечного света, бившего сквозь огромные окна и стеклянную крышу, Колосов на секунду ослеп. «Неужели он тут живет, этот «блатной»? Неужели это все его?»
– Я попросил, чтобы вас пропустили ко мне беспрепятственно.
Балмашов шел ему навстречу – белое пятно на фоне солнечных витражей и зелени. Колосов достал из кармана куртки темные очки – так-то лучше. И разглядеть можно собеседника. Белые брюки, белая вязаная кофта с засученными рукавами. Слишком большой, бабский вырез на полгруди, прикрытый намотанным на шею белым льняным шарфом. Белые мокасины. Как тени, следовали за Балмашовым двое рабочих в синих комбинезонах: китайцы. У обоих руки были заняты горшками с какой-то флорой, похожей то ли на мох, то ли на разноцветные лишайники.
– Привет, привет, – хмыкнул Колосов. – Недурной денек выдался. Ну что, прокатимся на место покушения?
Балмашов смотрел на него оценивающе, словно примерялся к чему-то. Убрал со лба упавшие волосы, кивнул:
– Сейчас поедем, только здесь вот закончу. – Он обернулся к китайцам и быстро сказал им что-то… по-французски.
Где, скажите, в Подмосковье изъясняются с гастарбайтерами на языке Вольтера и Расина? Колосов аж сдернул черные очки. Оранжерея… Она была большой и душной, заставленной, засаженной тропическими растениями. Но не это главное – главным было огромное южное окно, возле которого стояли алюминиевые стремянки. И вот его, это окно, точно бархатистый занавес, закрывало почти до половины гигантское панно, собранное, скомпонованное опять же из растений изумрудного, темно-зеленого, болотного, пепельного и малахитового оттенков. У Колосова дух захватило – он внезапно увидел, каким многообразным, сочным, волшебным может выглядеть самый обычный зеленый – цвет травы, цвет листьев.
– Что это вы делаете? Вот это? – спросил он.
– Нравится?
Колосов кивнул, наблюдая, как китаец, получивший указание по-французски, по-кошачьи ловко, без рук вскарабкался на самый верх стремянки и начал прилаживать горшки с мхами в самом центре панно, то и дело вопросительно оглядываясь на Балмашова.
– И что это такое будет?
– Так, небольшая безделица, подражание непревзойденным классическим образцам, – ответил Балмашов. – Владелец этого дома заказал инсталляцию в виде зеленой стены.
– Владелец? Разве не вы здесь владелец?
– Я? Да что вы, – улыбнулся Балмашов. – Нет, я тут простой наемник. А хозяин в отъезде. Гурнов – слышали такую фамилию? Наверняка слышали, когда про алюминий или про Куршавель говорят, всегда его, бедного, всуе поминают. А это его подмосковная вотчина.
– А вы его преданный садовник? – саркастически хмыкнул Колосов.
– Я преданный флорист.
– Это что, профессия такая? Вы говорили – художник-оформитель. – Колосов снова хмыкнул. Флорист – это цветовод, что ли? Ботаник-любитель? Только ботаников нам и не хватало для полного счастья. – А домок-теремок сей часом не из Баварии по кирпичику вывезен?
– Почти угадали. Он вообще-то простой такой мужик, Гурнов, с Урала. Университетов не кончал особых, только какую-то финакадемию заочно. Увлекающийся, падкий на всякое такое.
– На что?