Читаем Царский угодник полностью

Затем он ловко подкинул стакан в воздух, поймал его, остатки – несколько самых сладких капель – слил себе в ладонь и смочил ими голову, волосатое темя, сунул руку под прядь черных жестких волос, сдобрил шишку – пусть растет помедленнее и будет поменьше, потом лихо, по-гусарски бездумно поцеловал стакан в «пятую» точку, в задницу, бишь… Проговорил довольно:

– Вот так!

Глаза у него пьяно поплыли в разные стороны, были они маслеными, белыми, словно бы в них вообще не имелось зрачков. Раньше зрачки черными арбузными семечками прорисовывались в глазах, делали Гришкин взгляд похожим на кошачий, а сейчас их не стало, глаза сделались похожими на бельма. – Знаешь, Розочка, кто меня этому научил?

– Нет.

– Папа, – весело произнес Распутин и потыкал пальцем в потолок. – Сам!

– Не может этого быть!

– Может! Так раньше пили эти самые… Ну, те, которые с саблями по стенам домов ходили, на балконах безобразничали, бездельничали, скакали на лошадях и спали с кухарками. Ну, эти…

– Не знаю, – простодушно отозвалась Роза.

– Хочешь, я еще так выпью? – предложил Распутин. – С другим только вывертом, а? А потом спляшу! А?

– Не хочу. – Яркое лицо Розы потемнело, в глазах тихо заплескался испуг.

Распутин принял испуг за неверие, крякнул и вновь потянулся за бутылкой «белого вина», наполнил стакан, поднес его ко рту, но не сделал стремительного, ловкого движения, как в прошлый раз, а медленно накренил, зацепил край стакана зубами и, опустив руку, начал неторопливо запрокидывать голову. Водка привычно, словно дух бестелесный, проскользнула в могучее распутинское нутро. Руки у «старца» были заложены назад, за спину, сплетены в один общий кулак.

Выпив, Распутин резко мотнул головой, и стакан полетел вверх, дорого засверкал своими гранями, будто был отлит из хрусталя, Распутин выбросил перед собой руку, раскрыл ее, и стакан опустился ему прямо в ладонь.

– Йи-эх! – привычно выкрикнул он, наклонился к Розе, подбил пальцами черную бороду: – Ну как?

Та захлопала в ладоши:

– Браво! Браво!

– Я еще не то умею, – многозначительно пообещал Распутин, подмигнул Розе одним глазом.

– Какова цель вашего приезда в Москву? – неожиданно сухо, по-деловому полюбопытствовала Роза.

– Эк тебя несет! – Распутин хмыкнул. – Ты меня спрашиваешь, будто поганый репортеришко из газеты… Ты случайно не в газете работаешь? – Слово «репортеришко» Распутин произнес не только презрительно, но и простодырно, он никак не мог избавиться от своего чалдонского языка, – «лепортеришко». – А репортеришек у нас более чем положено развелось. Вон, видишь, алкоголик сидит, надрызгался, как упырь, уже в разные стороны пополз, не собрать – совсем растекся. – Распутин брезгливо покосился в сторону пьяного газетчика. – Колькой его зовут, а фамилия – Соедов… Вон еще один, издателем считается, из жидков, как мой секретарь Симанович, – Кагульский Семка, тоже не дурак хорошо выпить и сладко закусить, несмотря на свое иудейское происхождение. Читать я его никогда не читал, не знаю, что он за писатель… – Распутин лукавил, он вообще никого и ничего не читал, но за пишущим народом внимательно следил. – А вот денег мне насовал полный карман. Даром что писака… Или как его… издатель!

Распутин сунул руку в карман своих роскошных бархатных штанов, ухватил кончиками пальцев уголок одной хрустящей бумажки и вытащил ее на свет. Показал Розе:

– Во! – Это была новенькая сотенная. – Раз насовал – значит, писаке этому от меня что-то надо. Кроме того, что я ему сегодня уже сделал… Я вообще всем нужен!

Семен Лазаревич Кагульский был редактором газеты «Новости сезона» – издания крохотного, малоприметного, серого, и вел себя соответственно своему изданию – никак, словом. Но денег Распутину постарался сунуть в карман побольше, поскольку газета Семену дохода не приносила и зарабатывал он себе на хлеб с маслом другим: поставлял на фронт разную гниль – гнилые портянки, гнилые кальсоны, гнилые шинели, и Гришка по части этих поставок мог быть незаменимым человеком, он мог пробить что угодно и поставлять на фронт что угодно – даже гнилой воздух и гнилой снег. И сшибать при этом из государственной казны фантастические суммы. Сегодня Семен Лазаревич вместе с Распутиным одну такую сделку совершил…

Выпитое распаляло Распутина, ему хотелось совершить что-нибудь героическое…

Тут Распутин наконец засек, что за столом находится еще одна женщина, ранее им не замеченная – красивая, с изящными движениями дама аристократической наружности.

– Йи-эх! – ахнул Распутин, освобождаясь от сладостного онемения. – А эта краля откуда взялась? Чтой-то я не видел ее до того. И в Москве, оказывается, красивые женщины водятся, не только в нашем, в этом самом… в Петербурге. – Название города, в котором он жил в последнее время, неожиданно начисто выпало у него из головы – «белое вино» действовало здорово. – Чего же я раньше ее не видел?

– А раньше ее здесь и не было, – сказала Роза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза