Царский угодник. Распутин

Сам Кондрат Малёванный в 1895 году был заключён в Казанскую психиатрическую лечебницу, что, как известно, было хуже тюрьмы, но дело помешанного Кондрата не увяло, а наоборот, расцвело, перекинулось далеко в Сибирь, к Байкалу. Среди малеванцев не существовало такого понятия, как стыд. Женщины в молитвах обнажались до пояса, трясли прелестями, показывая тем самым, что Христос был распят на кресте обнажённым и наготы стесняться нечего; пением молитвы «Кресту Твоему поклоняемся» женщины «объясняли, что они хотели показать, как Христос воскрес и снял с себя гробные пелены». Очень часто во время молитв женщины бросались к мужчинам, страстно прижимались к ним, одаряли долгими, взасос, поцелуями, принимали неприличные позы. Это считалось у хлыстов нормой.

«Хлыщу, хлыщу, Христа ищу» — была когда-то у хлыстов популярная религиозная песенка, которая, по нашим понятиям, вряд ли годится для молитвы или церковного хора.

Н. Н. Евреинов[14], издавший брошюру о Распутине ещё в двадцатые годы, отметил, что «старец» особенно был увлечён «обрядом умовения ног»: в бане его окружали несколько женщин и одна из них, самая молодая, самая пригожая, обязательно мыла ноги из оловянной шайки. Распутин отождествляет этот обряд с тайной вечерей, с «картиной умовения ног Христа Марией Магдалиной», что «влекла Распутина к инсценировке этого события, с безудержием половой психопатии, обращающей чуть ли не каждую подходящую поклонницу старца в блудницу Марию, униженно моющую ему ноги».

«Как известно, хлысты считают священников поганцами, смутьянами, любодеями или гнездинниками, потому что они женаты... Брак и крещение хлысты считают за осквернение; в особенности вступающих в брак почитают погубившими душу свою и пр.

Отвергая церковный брак, уча, что с прежней (до вступления в секту) женой следует жить, как с сестрою, хлысты имеют духовных жён, плотские связи с коими не составляют греха, ибо здесь проявляется не плоть, а духовная «Христова» любовь. Иметь связи с чужими жёнами значит у хлыстов — «любовь иметь, что голубь с голубкой». «Поэтому хлысты, не терпя брака, оправдывают внебрачные отношения».

К хлыстовству Распутин склонял почти всех женщин, появлявшихся в поле его зрения, за исключением, может быть, близких к царскому дому, тут «старец» вёл себя осмотрительно, тихо, если же женщин ему не хватало — шёл к проституткам. В дневниках наружного наблюдения отмечены десятки, если не сотни проституток, которых Распутин брал просто на панели. «Распутин был хлыст, по-видимому, малеванского толка» — такой вывод делает Евреинов. А хлыстовство малеванского толка — одно из самых худших.

Но была и другая точка зрения. Ещё при жизни старца... Впрочем, какой он старец? Распутин был сравнительно молодым и очень крепким человеком.

Однажды исследователь русского сектантства В. Д. Бонч-Бруевич[15] пригласил к себе Распутина, чтобы поподробнее побеседовать с ним, понять, настоящий он хлыст или нет, — может, только притворяется и никакая душа Христа в нём не живёт? Распутин охотно пришёл к нему: любил знаться с высшим светом.

Квартира Бонч-Бруевича потрясла гостя — просторная, как дворец, и главное, уютная, живая, пространство не давит, не съедает человека, не превращает его в мошку. На стенах висело много картин в роскошных золочёных рамах и фотографических портретов.

Картины и портреты заинтересовали Распутина особенно.

   — А это кто? — Сделав несколько стремительных шагов, «старец» остановился около одного портрета, окинул его цепким взором, стараясь схватить всё сразу и понять, что за человек изображён. Услышав ответ Бонч-Бруевича, перебежал к другому портрету. — А это кто?

В рабочем кабинете хозяина висели портреты сектантов, портретов было много, и Распутин взволнованно заметался от одного портрета к другому, задышал часто, хрипло — было видно, что лики этих людей действуют на него, удивляют своей силой.

Минут пять он стоял около изображения красивого густоволосого, бородатого человека, умершего четверть века назад, потом прошептал:

   — Вот это сила! — Быстро отёр рукою рот — он делал очень много бытовых, земных движений, частил, суетился, и когда сам замечал это, становился суровым, молчаливым, но эта суровость быстро проходила, Распутин был живым человеком, — повторил: — Вот это сила!

   — Действительно, это очень сильный человек, — подтвердил Бонч-Бруевич.

   — А сила-то не в нём, а в ей! — неожиданно воскликнул Распутин, переместив взгляд на другой портрет, где этот же человек был изображён с женщиной — скромной, низенькой, с сутулыми плечами, глядящей исподлобья, словно лисица. — Не от себя он имеет силу, а от неё. В ней он черпает свою силу! Он вообще-то... он, ты знаешь... — Распутин обращался к Бонч-Бруевичу на «ты», хотя видел его впервые, — он плакать да страдать готов да на подвиг звать, но сила вся — в ней! В конце концов люди пойдут за ней!