Царский угодник. Распутин

   — А что это изменит? Дело не в деньгах, а в самом выигрыше, в факте, в том, что два раза подряд на мою долю выпал выигрыш. А к чему он мне? — Распутин поднял плечи и развёл руками. — Плохо это!

Распутин встал и начал пробираться к выходу. Лебедева, подобрав длинную шёлковую юбку, пошла следом. С неохотою поднялась и старуха Головина.

— Это так же плохо, как кошка, перебегающая дорогу, — сказал Распутин, первым садясь в автомобиль. — Тьфу!

Газета «Биржевые ведомости» на следующий день дала сообщение, что Распутин с тремя дамами посетил ипподром, — репортёр, который опубликовал новость, увеличил распутинское окружение на одно лицо.

Деньги из кассы ипподрома «старец» всё-таки забрал — не в них было дело, да потом Распутин, как всякий русский мужик, умел считать и справедливо полагал, что без копейки не бывает рубля.

Епископ Феофан стал первым покровителем Распутина в Петербурге — неказистый сибирский мужичок, пешком пришедший в столицу, обладал образной речью, умел складно и занятно мыслить — голова на плечах у него, судя по всему, имелась, и хватка была хорошая, и епископ, человек увлекающийся, доверчивый, решил поддержать Распутина — ему не хотелось, чтобы Распутин растворился и исчез в блестящем Санкт-Петербурге, как тысячи других приезжих: всякая столица обладает способностью съедать людей.

На периферии, где-нибудь в губернии, человек почти всегда бывает заметен, он на виду, а приехав в столицу, исчезает, будто пористая таблетка в стакане с водой, — остаются лишь пузыри, муть, и больше ничего. Сколько таких людей исчезло — не перечесть.

Но Распутин не потерялся. Более того — он стал своим человеком в царской семье. И наследнику мог помогать только он, больше никто. Рос Алексей настолько хворым и слабым, что часто не мог спать, — не хватало сил даже на сон, — стонал. Врачи только разводили руками, расписываясь в собственной слабости. А вот Распутин в слабости не расписывался, он научился снимать у наследника боль даже по телефону. Точно гак же по телефону он насылал на него сон.

Однажды Распутин позвонил во дворец и сказал, чтобы царевича ни в коем случае не пускали в залу, где тот любил проводить время. Над предупреждением Распутина посмеялись, но тем не менее царевича в залу не пустили. Через час после звонка в зале сорвалась с крюка и рухнула на пол многопудовая люстра, проломила паркет и изрябила стены крошкой.

После этого члены царской семьи, особенно Александра Фёдоровна, поверили в ясновидение Распутина. «Старец» обладал гипнотическими способностями, имел крепкую волю и хорошие мужицкие мозги, был экстрасенсом — вне всякого сомнения! — но ни в коем разе не являл собой нечто сверхъестественное. Он был обычным, хитрым, крепким, жилистым чалдоном — сибирским мужиком, выходцем из религиозной секты хлыстов[11]. Хлысты — особая категория сектантов, считавшая, что в каждого из них поселена душа Христа и поэтому всякий хлыст — это Христос, сошедший на землю, способный отпускать грехи и облегчать страдания, значит, всё, что Ни будет делать хлыст, — освящено самим Христом.

В архивах сохранились донесения так называемых «гороховых пальто», филёров, ведущих наружное наблюдение. Звали филёров «гороховыми пальто» за казённую одежду, а может, и за то, что полицейское управление находилось на Гороховой улице, недалеко от дома Распутина, — за одинаковые сюртуки, пальто и котелки, которые поставляли им, как военную форму, по реестру. Надо заметить, что летучий филёрский отряд, подчинявшийся непосредственно жандармскому управлению, был одним из самых сильных в Европе: филёры работали уверенно, чётко и редко упускали человека, за которым наблюдали.

Каждый филёрский наряд состоял из трёх человек: извозчика, имевшего пролётку с сильной, хорошо накормленной лошадью, и двух топтунов — пеших сыщиков. Работали в две смены — утреннюю и вечернюю, но судя по наблюдению за Распутиным, иногда прихватывали и ночную — он не раз засиживался в гостях до четырёх-пяти часов утра.

Разработки велись подробно, с пристрастием, хотя инструкций о том, как работал летучий филёрский отряд, не сохранилось — сгорели с большей частью архива департамента полиции.

С ипподрома Распутин отбыл расстроенный. Лебедева вначале ехала с ним в одном экипаже, потом пересела на извозчика с куцей, на двух пассажиров тележкой. Рядом с ней привычно пристроилась Агриппина Фёдоровна. Лебедева довезла Агриппину до дома, побыла у неё минут пять, потом остановила мотор — красный, с латунным радиатором «руссо-балт» — и на нём поехала к себе.

Распутин прибыл домой один, раздражённый, усталый, с красными пятнами, ярко рдеющими у него на лице. Оттолкнул оказавшуюся на дороге Ангелину Лапшинскую — плотную женщину с пухлым простоватым лицом, работавшую у него секретарём, — иногда Распутин держал у себя двух секретарей, но сейчас обходился одной Лапшинской, — спросил уже из своей комнаты:

   — Кто мне телефонировал?

Ангелина достала из кармана маленький дамский блокнотик, перечислила телефонные звонки.