Царский каприз

— Оно и в действительности написано было не мной лично, а только по моему повелению. А вам оно было неприятно?

— Нет, оно просто удивило меня!.. Я положительно не выезжаю, почти ни с кем не знакома, и мне было непонятно, кому и на что может быть нужно мое присутствие на этом маскараде.

— Теперь вы знаете и видите, что оно было нужно мне, княгиня!

— На что, ваше величество?..

— На то, чтобы еще раз сказать вам, что ни одна из посторонних мне женщин не производила на меня такого глубокого впечатления, какое произвели вы.

— Почтительно сожалею о том, что не могу ответить вам, ваше величество, тем же! — смело ответила молодая женщина голосом, в котором звучали досада и оскорбление.

Государь поднял голову и произнес:

— Я не люблю, чтобы меня оскорбляли, княгиня!

— Я тоже не люблю этого, ваше величество!..

— Выражение искренней и непритворной любви — не оскорбление!..

— Да, но тогда только, когда оно высказывается законной жене или…

— Или?..

— Или любящей женщине, ваше величество. А я русской короны не ношу и никогда пылкой любви к вам, ваше величество, ни перед кем не исповедывала!

Голос молодой женщины при этих словах прозвучал так бойко и смело, в нем послышалось столько мощной силы, что император Николай Павлович почти вздрогнул.

— Вы так горячо любите своего мужа, княгиня? — спросил он, стараясь придать спокойную интонацию голосу.

— Нет, своего мужа я совершенно разлюбила, да и не могу сказать, чтобы когда-нибудь серьезно любила его! — прямо и откровенно отрезала Софья Карловна…

— Но… то, что предшествовало вашему замужеству…

— То, что предшествовало моему замужеству, ваше величество, касается лично меня, и только одной меня! Я поступила дурно, но виновата я только перед собой и несчастьем целой жизни осуждена искупать свою горькую ошибку.

— Вы напрасно так горячо приняли мои слова!.. Я не упрекнуть вас хотел… Но неужели, — переменил тему государь, — вы думаете, что вам, молодой, красивой, окруженной поклонением толпы, удастся всю жизнь прожить без любви и увлечения?

— Этого я не знаю, — задумчиво ответила Несвицкая. — Но я знаю только то, что если я когда-нибудь полюблю, то смело и прямо скажу об этом своему мужу и прямо, открыто и навсегда оставлю его дом!

— Это будет более смело, нежели благоразумно, княгиня! Ваш муж, наверное, не согласится на это!

— Да я и не спрошу его согласия!.. Я уведомлю его о своем решении и исполню это решение прямо и открыто.

— Но это будет противно всем законам.

— Я уже имела случай сказать вам, ваше величество, что я — плохой законовед!

— Но… если вы допускаете возможность увлечения…

— Кто же гарантирован от него, государь?

— Где же вы будете искать предмет этого увлечения?

— Я не буду искать его, государь; напротив, я стану всеми силами избегать его; но, раз оно охватит меня всю и поработит меня, я покорюсь ему, как неизбежной и мощной силе, и даже бороться против него не стану!..

— И… сдадитесь перед этим увлечением без борьбы и без раскаяния?

— Я ни перед чем не останавливаюсь, ваше величество. Я доказала это тем прошлым, которым вы так смело упрекнули меня, и ни в чем не раскаиваюсь, что я доказываю своей настоящей жизнью подле мужа, которого я ни любить, ни уважать не могу!..

— И вы прямо и смело пойдете к избраннику своего сердца, княгиня?

— Прямо и смело, перед лицом целого света, ваше величество!..

— Но чем же можно достигнуть такого лестного и счастливого избрания? Что надо сделать, чтобы пробудить в вас любовь и страсть?

— Надо понравиться мне, государь! — спокойно, с легким оттенком вызывающей насмешки произнесла молодая женщина.

— И никто из тех, с кем до сих пор сталкивала вас судьба, не мог и не умел понравиться вам? — пристально взглядывая на нее снизу вверх, проскандировал император.

— Никто, ваше величество! — спокойно и холодно ответила княгиня.

Государь встал и, гордо выпрямляясь, подал ей руку. Она оперлась на его руку, чтобы сойти со ступеньки.

— Это ваше последнее слово, княгиня? — твердо и спокойно, дрогнувшим голосом спросил государь, чувствуя на своей руке ее спокойную, ни разу не дрогнувшую руку.

— Последнее и решительное, ваше величество! — твердо и спокойно произнесла Софья Карловна, как бы поддразнивая его своим невозмутимым спокойствием.

Они молча сделали несколько шагов и на повороте аллеи разом врезались в залитую огнями пеструю толпу.

Навстречу им неслись аккорды одного из дивных вальсов, вокруг них немолчным гулом волновалась веселая толпа, и только они одни подвигались вперед молчаливые, сосредоточенные, окончательно порешивши серьезный жизненный вопрос…

— Я не забуду ни этого вечера, ни этого разговора, княгиня! — твердым, властным голосом произнес император, в последний раз близко нагибаясь к пленительному личику своей собеседницы.

Софья Карловна подняла голову, пристально взглянула на государя из-под густых складок своей черной маски и смелым и вызывающим тоном сказала:

— А я, напротив, наверное, забуду его, ваше величество! Я вообще хорошей памятью не отличаюсь… это один из моих крупных недостатков.

XI ТЯЖКАЯ УТРАТА