Проговорив таковые слова ласковые, милостиво протянул Иоанн Васильевич свою руку белую окольничему: облобызал царскую руку Адашев. Потом благословился молодой царь у старца Сильвестра, и сам у старого священника руку облобызал. Поняли оба любимца царские, что время молодому владыке покой дать, что утомил его день трудовой, полный забот правления державного. Поспешно вышли они из царской горницы, а далее и из ворот царских.
Не в пример другим близким людям государевым просто и незатейливо жили Алексей Адашев да старец Сильвестр. Не ожидали их у крыльца дворцового слуги многие, челядь нарядная; не ездили они по улицам московским в колымагах - каптанах золоченых, цугом запряженных.
Не сажали новых любимцев царских под руки в те колымаги дворецкие дородные, и впереди их поезда богатого не скакали опрометью вершники удалые на конях борзых, давя народ неповинный, бедный.
Попросту, пешком отправились священник Сильвестр да Адашев по площади дворцовой к воротам кремлевским; первый шел в монастырь небогатый, что стоял на окраине Москвы великой и где архимандрит был его давним знакомцем; Адашев же - в Китай-город, где стояли его хоромы отцовские, чисто прибранные, хорошо сложенные, но убранством не блистающие. Молча шли оба, раздумывая о дне великом, о торжестве сегодняшнем, о словах и поступках царя молодого. Пройдя улиц с пяток, молвил окольничий священнику:
- Неблизок путь тебе, отец Сильвестр. Зайди к нам с братом; рады мы будем с тобою трапезу скромную разделить.
И указал Алексей Адашев рукою на хоромы высокие, что обнесены были забором крепким и в глубине улицы соседней ютились.
- А что ж, друже, - молвил ласково старый священник. - С охотою зайду к тебе: притомился я сильно.
Подошли они к воротам, и немало удивился отец Сильвестр, видя, что крепкие дубовые ворота не заперты на засовы железные, а настежь открыты стоят, и в те ворота люди неведомые один за другим поспешно входят. Приметил старец Сильвестр, что были те люди из нищей братии: хромые, слепые, в лохмотьях, в рубищах.
- Что это у тебя, молодец добрый, поминание, что ли, сегодня какое? Чай, за спасение души родича близкого сегодня ты нищую братию кормишь?
Смутился слегка Алексей Адашев, а потом на старца кротко и весело глянул и ответил:
- Нет, отец Сильвестр, я и без всякого поминания каждый день нищую братию кормлю. Знают хоромы мои люди бездомные, бесприютные, калеки да недужные. Со всей Москвы сбираются они каждый день об эту пору на двор мой. Так мы с братом Данилой порешили до конца дней наших творить.
Ничего не сказал старый священник Алексею Адашеву, только шаги свои ускорил и в ворота открытые вступил. Двор хором адашевских просторен был, и немалая толпа нищего люда уместилась в нем; все сюда пришли, что стояли на папертях церковных, около храмов ближних, - почти триста человек собрались к адашевским хоромам…
Смирно и безмолвно стояла толпа нищих московских: здесь нечего ей было голосить, язвы свои растравлять, жалобиться на недуги свои печальные. Становились они в очередь не торопясь, не толкаясь, не вступая в ссору друг с другом. Всем ведомо было, что каждый отсюда сытым выйдет, а по праздникам еще и двумя-тремя медными грошами оделен будет. Так привыкла нищая братия к благодеянию адашевскому, что когда на двор сам хозяин вошел, сразу его и не приметил никто. В это время начали уже холопья адашевские оделять нищую братию пищею; выносили они из стряпной избы целые баклаги варева горячего, целые лотки хлеба ржаного, увесистыми ломтями нарезанного. Садились нищие попросту на зеленую траву, на землю, садились в кружки человек по шесть разом вокруг варева дымящегося и начинали свой обед, перекрестясь, да призвав имя Божие, да пожелав всякого счастья хозяевам щедрым.
Поспешно проходил к крыльцу хором своих Алексей Адашев вместе со старцем Сильвестром. Между тем стали уже в толпе узнавать доброго хозяина, вслед ему послышались благословения да пожелания благие:
- Многие лета доброму окольничему!
- Вот он, милостивец наш…
- Щедрее всех на Москве Адашевы…
Но не слушал молодой окольничий тех восхвалений, взбежал он на крыльцо хором своих, и поспешил за ним невольно старец Сильвестр.
В первой же горнице встретил их Данила Адашев, молодец рослый, красавец румяный.
Радостно улыбнулся он, увидев старого священника, и приветливо ему поклонился.
- Дорогого же гостя привел ты, брат старшой, - молвил он, принимая от старца посох его и рясу верхнюю. - И в самую пору подоспели вы, уже и на стол накрыто.