Царская сабля

– Ты таки хочешь принять постриг, сын мой? – Губы монаха тронула слабая улыбка.

– Нет. Мне другое любопытно. Вы все в Кирилло-Белозерском монастыре живете. Молчальников всего четыре десятка. Так неужели все остальные монахи ни о чем не подозревают? Даже не догадываются?

Даниил ехидно покосился на него и ничего не ответил.

– Не верится мне в это, отче, – пожал плечами боярский сын. – Князь Михайло сказывал, тайна эта князьям Ростовским принадлежит. А род сей зело ветвист и многочислен. Государь тоже тайну от предков узнал, а не от братии вашей. Самих вас, вижу, немало, и службу свою не один век несете. Нешто никто так ни разу ни о чем вслух и не обмолвился?

– Может, и обмолвился, – пожал плечами епископ. – Больно уж велик интерес родов знатных к обители нашей последнее время. Князья и бояре думные наперебой вклады в монастырь Кирилло-Белозерский несут, усыпальницы свои в нем строят, о постриге беспокоятся. Ты и сам видел, не деревянная наша обитель ныне, из камня вся отстроена. И храмы, и палаты жилые, и стены с башнями. Да и на пушки с зельем тоже денег хватает. Княгиня Ефросиния Старицкая двадцать лет назад обитель новую рядом с Кирилловской основала, монастырь Горицкий. А отчего к нашим стенам жалась – непонятно. Неужто на земле русской места мало? Может, чего и проведала, потому подбирается. И средь знати прочей, мыслю, слухи тоже ползут…

Зимник пробрался через тесный, поросший понизу кустарником березняк, снова выбрался на простор очередного болота, выдававшего свою тайну множеством камышовых кисточек, тут и там выглядывающих из-под снега. Топь здешняя, впрочем, бездонной не была: во многих местах обширного поля стояли могучие березы, где по одной, а где и небольшими рощицами. На зыбком торфянике таким стволам не выжить, своими корнями деревья наверняка стояли на островах. Островах настолько высоких, что на одном из них даже остановился на отдых одинокий путник, нисколько не опасаясь растопить своим костром болотный лед.

– И сколь велика тайна, которую ты хранишь, отче? – не утерпел Басарга.

– Она такова, что способна потрясти основы мирозданья, – ответил монах. – Это если ты спрашиваешь про ее важность. А если про размеры, то ее легко можно спрятать в карман.

– Что же это такое? – Боярского сына опять сжигало пламя разгоревшегося любопытства.

– Ты готов принять постриг, чадо мое?

– Я не смогу, отче, – скрипнув зубами, честно признался Басарга. – Носить в себе такую тайну и не иметь права обмолвиться о ней ни полусловом… Это, наверное, невыносимо?

Путник на острове оглянулся через плечо. Мелькнула бородка клинышком, и сердце боярского сына кольнуло крайне неприятным ощущением узнавания. Путник же спокойно поднял из-под ног котелок и выплеснул все его содержимое в пламя. Громко зашипели угли, вверх взметнулось густое облако пара, дыма и пепла.

– Заса-а-ада!!! – заорал Басарга, не успев даже толком понять, что именно случилось. Он просто нутром осознал неладное, рванул из ножен саблю и дал шпоры гнедому, посылая его в прыжок через высокий придорожный сугроб и дальше, в сторону врага.

Путник наклонился снова, поднял что-то с расстеленной попоны, с разворотом поднялся в полный рост, вскинул глянцевый лаковый лук.

Да, это был он: лисьелицый боярин Михаил Немеровский.

– Х-ха! – Монахи, услышав про опасность, не растерялись и погнали коней, убираясь с опасного места. Однако впереди из-за сугробов поднялись люди, вскинули пищали, в замках которых дымились давно зажженные фитили. Много людей, больше трех десятков.

Дружно жахнул слитный оглушительный залп. Первые трое монахов, едва на полках вспыхнули огоньки, рванули поводья, заставляя скакунов вздыбиться, – и жестокий свинцовый удар буквально порвал туши в клочья. Однако смерть первых лошадей спасала несущихся следом, и вторая тройка молчальников, перемахнув падающих товарищей, следующим прыжком врезалась, опустив посохи, в повисшее над сугробом непроглядное дымное облако.

Посохи, пусть и не имея заточенных наконечников, прямым ударом легко проламывали ребра оказавшихся на пути врагов и к тому же не застревали в телах. Опрокидывая стрелков конскими телами, ломая ударами посохов кости и вбивая головы в плечи, монахи закружились в толпе врага, уворачиваясь от уколов пик и отбивая взмахи бердышей. Однако отразить еще и ножи с саблями не успели – от многочисленных ран окровавленные лошади вскоре повалились на утоптанный снег.

К этому моменту в помощь товарищам подоспели спешенные первым залпом молчальники, тоже вступили в схватку. Работали они умело и решительно – но против сидящей в засаде толпы их оказалось слишком мало…

Басарга этого не видел. Он мчался на старицкого прихвостня, едва не завывая от ненависти. Сероглазый негодяй прищурился, несколько раз тренькнула тетива – и гнедой, хрипнув, заскакал от боли на месте, не слушаясь поводьев.

– Назад! – Епископ Даниил, осознав опасность, крутанул коня и рывком распустил узел своей сумки. Замыкающие монахи стали разворачиваться, но увидели, что из-за берез на узкую лесную дорогу высыпают пищальщики и копейщики.