Царская сабля

Басарга задумчиво прикусил губу. Разумеется, мчаться верхом всегда быстрее, нежели тянуть повозку, и закрепить на кобыле сумку куда проще, нежели вьючить сундук. Однако у него на глазах неведомое сокровище, ради которого по Волге гоняли целый ушкуй, из крупного и тяжелого груза съежилось до размеров обычной ферязи, если не меховой шапки.

Тайна царская.

Тайна князей Ростовских.

Тайна братства молчальников.

Что же это такое может быть?!

Епископ Даниил, перехватив поводья кобылы, поднялся в седло пегого крупного мерина, перекрестился:

– С Богом, братья!

Монахи – разумеется, молча – быстро поднялись в седла. Действовали они стремительно и привычно, а посохи свои поставили к стремени, ровно рогатины для похода.

Хотя чего удивляться? Басарга по зиме сам едва не стал точно таким же послушником. Рясы у них, может, и монашеские – да руки-то все едино привычное дело помнят!

– Отче, а я?! – спохватившись, крикнул епископу боярский сын.

– Гнедой твой, – указал влево, к крыльцу жилого дома Даниил. – Не отставай, хочу в пути подробности от тебя услышать…

На колокольне гулко ухнул набат, и отряд, сорвавшись в рысь, вылетел за ворота. Басарга, тихо ругаясь, ощупал пояс, убеждаясь, что оружие на месте, вскинул руку к голове – метнулся назад в покои епископа, забрал с постели шапку, подобрал царскую подорожную, сунув за пазуху, выбежал наружу, запрыгнул в седло гнедого скакуна, подобрал поводья, заставляя его попятиться, и тут же резко отпустил, одновременно пиная в живот пятками:

– Пошел!

Гнедой вскинул голову, оглядываясь на всадника, громко фыркнул, резко рванулся вперед, словно проверяя – удержится или нет? – и помчался галопом.

Братию Басарга нагнал только на другом краю озера, когда маленький отряд втягивался под кроны осинника. Монахи мчались правильным ратным строем, разбившись на три небольшие группы. Сзади трое вели за собой заводных, перед ними, оберегая туркестанскую кобылку, мчались плотным отрядом шестеро монахов, епископ был седьмым. Впереди же, в паре сотен шагов, скакали еще пятеро, проверяя дорогу.

В лесу боярин пробиться вперед не мог, а потому до Шексны скакал замыкающим. Только когда зимник вышел на лед и раздвинулся, ему удалось нагнать Даниила и пристроиться стремя в стремя.

– Государь плох? – покосившись на него, поинтересовался монах.

– Позавчера причастился, – кратко объяснил Басарга. – Иные бояре уже Старицким успели присягнуть, князя Владимира на престол прочат.

– Мутят?

– В городе вроде как спокойно, – пожал плечами боярин. – Токмо, сказывают, холопов, посланных опричнину исполчать, слуги старицкие перехватить пытались.

Сам Басарга этого, конечно, не слышал. Однако разговор с боярином Немеровским подсказал ему, что сторонники нового царя ради захвата власти пойдут на все.

– Плохо… – Епископ провел ладонью по сумке, что свисала с передней луки его седла. – Не пустят нас в Москву. Беду чую. Большую беду.

– Что же тогда делать?

– Идти, – пожал плечами епископ. – Все в руках Божиих. Будет на то его воля – дойдем, как бы силы бесовские супротив нас ни ополчались.

Отряд тем временем несколько замедлил ход, мчась по речному льду широким походным шагом. Полтора десятка монахов не могли менять лошадей, бросая загнанных и забирая свежих. Столько скакунов на ямах Соловецкого тракта просто бы не нашлось. Приходилось беречь тех, что есть, переходя на рысь лишь изредка, по одному часу на два спокойных.

Но даже таким темпом путники к ночи добрались до Филиппо-Ирапской пустыни, укрывшись на ночь за прочными дубовыми стенами мужского монастыря.

Отдых под крышей и помощь местной братии здорово помогли молчальникам, сэкономив не меньше часа на утренних сборах. Местные монахи им и угощение приготовили, и коней оседлали. Оставалось только подняться, подкрепиться при свечах под заунывную молитву и еще до рассвета тронуться в путь.

Долгий переход без остановки на дневку позволил сделать новый ночлег уже в Красном Холме, теперь – на обычном постоялом дворе, благо в проезжем торговом селе их имелось в достатке. Здесь серебро епископа сделало для путников то же самое, что и доброта филипповских монахов: слуги накормили и снарядили монахов аккурат к рассвету, выпустив за ворота с первыми солнечными лучами.

От села зимник поначалу шел по льду речушки, однако очень скоро русло Себлы резко отвернуло на запад, а дорога как началась, так и пошла далее прямо в лесок, почти не поднявшись выше. Видимо, под звонким настом скрывалось замерзшее болото.

К третьему дню пути скорым маршем полуголодные и почти не отдыхавшие лошади шли уже не так резво, переходить на рысь отряд более не рисковал. Лучше добраться до столицы на день позже, нежели остаться без скакунов и не дойти вообще. Как обычно, передовой отряд оторвался этак на триста саженей, а монахи с заводными лошадьми, на которых отряд шел вчера, немного приотстали.

– Скажи, отче, – поинтересовался у монаха Басарга, когда сужение дороги прижало его ближе к Даниилу, – а о тайне, которую мы с собой в сумке везем, кроме твоей братии, вовсе никто не знает?