— Что, деву выбираешь себе под стать? — оживился он, будто был заядлым сводником. — Смотри, вот Ника, красотка что надо, всё при ней, нежная и изящная, — Нот сложил пальцы у губ, а затем раскрыл ладонь, изобразив поцелуй. — А та, — он указал рукой на другую, — Лира, ещё дитя, но уже достаточно мудрая, чтобы понять твои желания. А это Эвредика, невеста сладкоголосого сына Аполлона... Чуть левее, с серыми прямыми волосами, Эхо... она в очередной раз с Паном разбежалась, но это же не проблема, да?
— А в центре кто? — не слушая, спросил Амфитеус. — Кто та темноволосая нимфа?
Нот недоверчиво хмыкнул.
— Не знаешь?
— Если бы знал, не спрашивал.
Нот взволнованно сглотнул, качнув головой, словно одно упоминание её имени могло низвергнуть его в Тартар.
— Я не уверен, что...
— Говори!
Нот не боялся Амфитеуса, но и начинать ссору из-за какого-то имени не пожелал.
— Это Кора, — сказал он. — Дочь Зевса и Деметры, богиня весны, супруга Владыки Мёртвых и... твоя сестра.
Амфитеус потерял дар речи. Невозможно было поверить, что эта жизнерадостная, живая и прекрасная нимфа может быть Корой. Той самой Корой, встречи с которой он ждал много веков. Той самой Корой, которую не иначе как сломленной тенью и представить было нельзя.
— Ты ш-штишь? — голос подвёл его, и ему пришлось дважды повторить последнее слово, чтобы оно звучало разборчиво. — ...шутишь?
— Нет, — Нот был серьёзен, — я знал её ещё ребёнком и не могу ошибаться. Это точно она.
Амфитеус запустил пальцы в волосы, не находя в себе сил принять её такой и признать, что все до единого лгали ему, что всем было проще распускать слухи о ней, чем признать её настоящую. Он стоял там и смотрел, пока солнце не скрылось за горизонтом, а Кора не покинула это место вместе с нимфами.
Амфитеус так и не решился подойти.
Он пообещал себе, что в следующий раз обязательно заговорит с ней, однако следующий раз случился у Тёмных Врат в конце осени, когда прекрасная дева обратилась тёмной царицей, величественной и гордой. В этом образе Кора была чем-то похожа на мать: властная, сильная, независимая, но в отличие от неё великодушная и искренняя. Разговор с ней мог принести много серьёзных проблем и навлечь гнев Аида, чего Амфитеус по многим причинам предпочитал избегать. Встреча снова не состоялась.
Амфитеус тогда подумал, что будет ещё много вёсен, которые смогут свести их, но и тут ошибся. В этом же году Арес привёл в исполнение свой план, разрушая едва возродившиеся мечты и стремления Амфитеуса, не оставляя ему ни выбора, ни свободы действий. Арес отобрал у него всё: мать, которой клялся сохранить жизнь, возможность встречи с сестрой и линию власти, которую Деметра обещала передать сыну, — только божественные зёрна и остались.
Пережив тяжёлый период утраты, Амфитеус собрал осколки разбитых иллюзий и снова позволил Аресу быть хозяином положения: он исполнял его приказы, помогал ему во всём, но при этом вёл и собственную игру. Амфитеус искренне верил, что завладев линией власти матери, сможет стать свободным, сможет покинуть Олимпийцев и зажить собственной жизнью среди людей, в мире, где о нём никто не будет знать, где он никому и ничего не будет должен. Амфитеус тщательно выстраивал план, умело используя приобретённые навыки для достижения собственных целей, не жалел ни сил, ни времени, ни даже чужих жизней. Всё его существование свелось к ожиданию, к бесконечной череде однотипных событий, которые — он знал — рано или поздно должны были привести его к нужному результату.
Время убегало сквозь пальцы — минуты превращались в дни, дни в года, года в тысячелетия. Олимпийские боги всё меньше действовали сообща, царство Теней дремало, окутанное мраком тайны, царство Моря совсем отошло от дел, а смертные, в отсутствие тотального контроля, подняли головы. Их города стали процветать и множиться, цивилизации расти — боги пытались сопротивляться, насылали потопы и смертельные болезни, но, в конце концов, поняли, что, убивая смертных, подвергают опасности не только себя, но и само мироздание. Как создатель, познавший, что его творение выходит за рамки воображения, боги не могли позволить себе полное уничтожение смертных, они предпочли следовать старым заветам и наблюдать со стороны. И сначала им с лёгкостью удавалось быть всеведущими наблюдателями, но затем они стали спускаться в города, защищать их, иногда вмешиваться в политику, иногда устраивать собственное благополучие. Так к двадцать первому веку боги слились со смертными и уже не видели себя отдельно от их многомиллиардного сообщества.