Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству

Ростовский епископ Досифей использовал разные возможности, чтобы продолжать помогать царице Евдокии. Снова оказавшись в Суздале на похоронах митрополита Ефрема в марте 1712 года, он представил царице своего зятя Ивана Жиркина. Семья родной сестры епископа жила во Владимире, а ее муж служил подьячим казенного приказа Владимирского Рождественского монастыря. Сыщики Тайной канцелярии впоследствии добрались и до Ивана Жиркина. Первый раз в 1718 году его расспросили, учинили наказание батогами, но отпустили. Два года спустя допрос повторили, и Жиркин дал уже более подробные показания о поездках царицы Евдокии из Суздаля во владимирские монастыри[30]. Зять епископа Досифея говорил, что «видал ее бывшую царицу всегда в белицыном платье, а что она была пострижена, о том он Иван не ведал». Жиркин подтверждал, что вокруг царицы со временем сложился круг добровольных помощников и слуг, не особенно думавших об опасности, которую несло с собой знакомство с опальной женой царя.

Пока царь Петр и царевич Алексей находились за границей, наблюдение за царицей Евдокией в Суздале ослабло. Можно было подумать, что она смирилась со своей участью, но это не так. Непонятно, откуда бывшая царица брала силы, на чем, кроме ее собственной веры, основывалась ее надежда на лучшее? Но царица по-прежнему была уверена, что жизнь ее изменится. А до этого времени, как рассказывали Иван Жиркин и другие свидетели, она ездила из Суздаля во владимирские монастыри — Боголюбов, патриаршие домовые монастыри Кузмин и Сновидский, Федоровский (приписной к Владимирскому Рождественскому), посещала Никольскую церковь в селе Кусуново и Никольскую же церковь на погосте, «что на Поле». Поездки на богомолье поддерживали ее, ведь во время службы там молились за царя и благоверную царицу Евдокию Федоровну, их сына царевича Алексея Петровича, не вспоминая царицу Екатерину Алексеевну и ее детей.

Каждый выезд царицыного поезда из Покровского монастыря в Суздале сопровождался мерами предосторожности, чтобы как можно меньше людей знало о ее паломничестве. Хотя скрыть что-нибудь было трудно. Сама царица Евдокия путешествовала в закрытой карете, встречалась только с настоятелями и настоятельницами монастырей, а монахи должны были оставаться в кельях, пока она молилась. Она привозила с собой своего священника Гавриила, сына ее духовника Федора Пустынного. Гавриил был священником церкви Пира и Павла в Суздале, располагавшейся рядом со входом в Покровский монастырь (напротив Благовещенской надвратной церкви). Вместе с царицей постоянно пребывала ее компаньонка и наперсница всех дел монахиня Каптелина, певшая на клиросе с другими доверенными монахинями. По прежней дворцовой привычке царица держала у себя в услужении «карла» Ивана Терентьева, тоже покинувшего дворец, чтобы жить рядом с ней в Покровском монастыре. В паломнических поездках участвовали немало служителей царицы и слуг монастыря, обеспечивавших всем необходимым этот миниатюрный царский двор. Иван Жиркин вспоминал, что «в тех проездах под нею бывшею царицею было монастырских подвод по пятнадцати или больше, а знатные монастырские служки ездили на своих лошадях верхами». И таких верховых всадников, сопровождавших карету царицы, тоже было около десятка.

Царица Евдокия благосклонно принимала те немногие знаки внимания, которые ей оказывались. Например, архимандрит Владимирского Рождественского монастыря Гедеон сам ездил к ней для встречи в приписной Федоровский монастырь под селом Красным в полутора верстах от Владимира. Он привозил царице образ Александра Невского (мощи святого тогда еще оставались во Владимирском Рождественском монастыре, и впоследствии уже не Гедеон, а другой архимандрит будет участвовать в их переносе в Петербург). Игумен Викентий из патриаршего домового Сновидского монастыря, куда продолжала ездить царица Евдокия, тоже принимал ее с почетом в монастыре. Однажды владимирские земские бурмистры, узнав о проезде царицы через Владимир, решили ударить ей челом «в почесть» на перевозе через реку Клязьму. Описание этой встречи, состоявшейся «летним временем» 1715 года, сохранилось в показаниях Ивана Жиркина. Он старательно избегал называть имена, но сообщаемые им детали вполне достоверны, ведь ничего особенно серьезного в «вишнях» и «коврижках», передававшихся царице бурмистрами, да и самим Иваном Жиркиным, быть не могло: «Подходили к ней с почестью владимирские земские бурмистры Федор Фомин с товарищи, человека четыре, или больше, или меньше, имян их не упомнит, а скажет он Фомин, и подносили к ней вишни и ковришку, и о том подносе докладывал ей карло, который при ней был, а имяни его и отечества не упомнит же, и по докладу принимал у них бурмистров тот принос оный же карло, и за тот их поднос подчивали питьем, и вином, и пивом, а в лице ея бывшей царицы не видали, для того, что ехала в карете за стеклами»^{190}.