Царица Евдокия, или Плач по Московскому царству

Следовательно, в глазах окружающих царица Евдокия была только жертвой обстоятельств. Она надеялась, что сумеет уговорить царя, чтобы ей оставили воспитание сына. Царевич Алексей, еще ребенок, видел слезы матери, понял все по-своему и даже вступился за нее. По словам Гвариента, во время одного из богослужений восьмилетний царевич подозвал дядю Льва Кирилловича Нарышкина и обвинил его в том, «что это из-за тебя мы с матушкой так страдаем и столько терпим», и «вцепился ему в волосы». Происшествие заставило Льва Нарышкина уехать из Москвы 11 (21) июня 1698 года. Но после этого бояре стали решительнее в исполнении воли царя Петра^{153}.

Прерванное путешествие

Возвращаться царю из Европы пришлось спешно и совсем не так, как он хотел бы это сделать. Полученные царем в Вене известия о новом стрелецком выступлении нарушили его планы[23]. А ведь царь собирался еще посетить с Великим посольством Францию, Италию и, возможно, увидеться с папой римским. Вместо этого Петру пришлось читать донесения своих бояр и других доверенных лиц о походе стрельцов из Торопца к Москве, боях с ними рядом с Воскресенским Иерусалимским монастырем на реке Истре, где полк верного шотландца Патрика Гордона в который раз выручил царя и разбил ненавистный ему стрелецкий «сброд». На обеде в Вене 18 июля 1698 года не стали пить заздравный кубок в честь московской царицы, и это не осталось не замеченным дипломатами^{154}.

Царь Петр если бил, то наотмашь. В своей жестокости и расправах с врагами он не знал меры, доходя до садизма и кощунства. Даже благожелательно настроенные к нему иностранцы, например родственники Франца Лефорта, видевшие Петра в начале 1698 года, замечали в нем какие-то нездоровые, патологические черты натуры: «Знайте, что этот монарх очень большого роста, но в нем есть что-то неприятное, у него бывают конвульсии в глазах, руках и во всем теле. Иногда глаза у него закатываются, и виден только белок… он даже имеет подергивание ноги, которая не может держаться на одном месте, а впрочем, он хорош собой, одет, как простой матрос, и стремится быть только на воде»^{155}. Подогреть царский гнев было легко: для этого потребовалось лишь его присутствие в столице в тот момент, когда он сам того не желал. Речь опять шла о стрельцах, которых Петр I иначе как с «янычарами» не сравнивал. Для него это была толпа, или, как он ругался, «сарынь». Ничего хорошего мятежникам ожидать не приходилось.

Не удовлетворившись первоначальным сыском боярина Алексея Семеновича Шеина, Петр заставил провести новое следствие. Исследование «розыскного» стрелецкого дела 1698 года, проведенное Виктором Ивановичем Бугановым, показало, что царь особенно интересовался письмом стрельцов царевне Софье^{156} в видах окончательной расправы с наследством ненавистной «Хованщины» и следующих лет правления сестры. На фоне стрелецкого розыска с пытками огнем и «висками» на дыбе, а также последовавшими казнями стрельцов, которым царь Петр и его приближенные лично рубили головы, несложно было закрыть и еще одну страницу прежней жизни.

Петр отказался встретиться с царицей Евдокией сразу же по возвращении в Москву. Судя по походному журналу царя, он появился в столице 25 августа 1698 года. Под пером иных литераторов картина рисуется следующим образом: оказавшись в Москве, царь, вместо того чтобы повидаться во дворце с царицей Евдокией, немедленно едет к Анне Монс и остается в ее доме. А на следующий день, принимая бояр, к их ужасу, начинает резать им бороды, показывая, что теперь все будет по-другому. Русская жена отправляется в монастырь, а рядом с царем оказывается немка Анна Монс. В действительности все было не так просто и карикатурно.

Обратимся к походному «юрналу» 206-го (1698) года и процитируем целиком его запись, относящуюся к 25 августа: «В 25 день. Поутру приехали в село Никольское в Вязему и здесь кушали. Отъехали 60 верст; стояли 3 часа. Заезжали в село Фили и были здесь с полчаса; переезжали Москву реку, и на берегу были с полчаса. И после того поехали и приехали к Москве в вечерни. Проводя послов в дом, Десятник изволил приехать в Преображенское. Отъехали 30 верст»^{157}.

Из текста записи можно видеть, что по возвращении царь Петр встречается с теми, кто был оставлен управлять Москвой в его отсутствие (они были заранее извещены о приезде и должны были приготовиться). Еще утром 25 августа царь находился в селе Никольском-Вяземах, в гостях у хозяина этой вотчины князя Бориса Алексеевича Голицына. Затем по дороге в Москву Петр заехал на короткое время к своему дяде Льву Кирилловичу Нарышкину в Фили. В Москве царь оказался перед началом вечерней службы. Продолжая путь, он сначала провожал послов, прежде всего Франца Лефорта. В его доме царь, скорее всего, увиделся с Анной Монс и всей «кампанией». Но затем Петр, или, как он назван в журнале по принятому на себя чину, «Десятник», поехал в царский дворец в Преображенском.