Халдей пожал плечами.
— Полагаю, моему царю нравится она сама, — просто сказал он.
Евгенидис кивнул и уставился в огонь.
— Агапе, — сказал он.
— Хм? — отозвался халдей, озадаченный резкой сменой темы.
— Агапе двоюродная сестра царицы. Они с Эддис очень похожи.
— Разве она и не твоя кузина также?
— Ох, знаете, мы тут все двоюродные братья и сестры, — сказал Евгенидис, по-прежнему глядя на огонь. — Просто с разных сторон. Агапе дочь сестры матери царицы, а я в родстве с ней через моего отца, который является братом ее отца. Дед Агапе был единоутробным братом моего. — он махнул рукой, опуская подробности генеалогии. — У нас есть специальные жрецы, которые отслеживают родственные связи и тратят месяцы, выясняя, кому на ком можно жениться. Агапе теснее, чем я, связана с царицей и очень на нее похожа.
— Пожалуй, — согласился халдей.
— Может быть, вы сможете убедить Суниса жениться на ней? — предложил Евгенидис.
— Возможно.
— Бедняжка Агапе, — задумчиво сказал Евгенидис.
— У него не такой уж дурной характер, как ты думаешь, — сказал халдей, защищая своего царя.
— Уверен, что нет, — вежливо согласился Евгенидис, — но он пролил слишком много крови, желая получить женщину, которая его не хочет.
— Не новая вещь в мировой истории, — заметил халдей.
— Нет, — задумчиво согласился Евгенидис, — и, возможно, мне следует быть более отзывчивым, но я просто вернусь в постель.
— Мне остаться? — спросил халдей.
— Нет, — сказал Евгенидис. — Я откажусь от вина, как снотворного, и приму немного опиумной настойки Галена.
Он плавно помахал в воздухе левой рукой и скрылся в своей комнате.
Утром Вор попросил аудиенции у царицы, причем сделал это в официальном порядке через камергера, что было весьма необычным событием. Раньше, когда ему хотелось поговорить с ней, он просто так и делал; если он должен был говорить с ней тайно, он мог в любой момент появиться из воздуха рядом с ней, когда никого вокруг больше не было. Как-то после нескольких недель молчания и затворничества в библиотеке он разбудил ее среди ночи в ее собственной спальне, когда ее служанки спали в соседней комнатке, и попросил одолжить ему колесницу и несколько человек для того, чтобы уничтожить флот Суниса.
Теперь Эддис встретила его в небольшом зале в новом крыле дворца. Это был зал для официальных приемов с троном, возвышавшимся над полом на три ступени. Сидя на нем, она всегда чувствовала себя канарейкой на жердочке, а не государыней на престоле. Царица посмотрела на своего Вора.
— Ты просишь моего разрешения сбежать и спрятаться? — спросила она.
Евгенидис вздрогнул, но затем кивнул. Он стоял перед ней, одетый в самый строгий костюм, его волосы были аккуратно подстрижены, а подбородок чисто выбрит.
— Да, — признался он. — Я прошу твоего разрешения сбежать и спрятаться.
— Евгенидис, я не могу позволить тебе бежать куда глаза глядят в порыве отчаяния. Только не сейчас.
— Я выгляжу настолько отчаявшимся? — спросил он, разводя руки в стороны.
— Я полагаю, что ты скрываешь под этим предлогом настоящую причину.
— Она хуже, чем приступ отчаяния, — ответил он, вдруг став очень мрачным.
— Существует что-то хуже? — Спросила она.
— О, да.
Он переступил с ноги на ногу и оглядел пустую комнату. Потом отвернулся, казалось, заинтересовавшись бордюром из золотых квадратиков под потолком.
— Я в ужасе, — признался он.
Эддис подумала, что он шутит и рассмеялась. Он посмотрел на нее, потом отвел взгляд, и она замолчала. Он скрестил руки на груди и, по-прежнему не глядя на нее, заговорил в стену:
— Эти люди в зале прошлым вечером…
— Они шутили.
— Я знаю, что они шутили. Но мне было не смешно, — рявкнул он и остановил себя. Его голова упала на грудь и он снова заговорил со стеной: — Единственное, что я мечтаю сделать прямо сейчас, это запереться в своей комнате и спрятаться под одеялом. Я хотел бы заснуть навсегда, но это недопустимо для героя Эддиса, — сказал он с горечью.
Он откинул волосы со лба и засунул руку под мышку.
— Я помню, как меня везли в горы. Помню почти все. Я думал, что со мной больше не случится ничего плохого, потому что я уже дома. Потом я услышал, как Гален говорит, что я могу ослепнуть. — он покачал головой. Эддис усилием сдержала дрожь. — И теперь я слышу, как люди смеются тому, что меня могли ослепить, оглушить и даже…
Евгенидис начал ходить по комнате.
— Ее новый удар был так же меток, как ее атаки, — сказал он. — Я слишком напуган, чтобы выходить из комнаты, и тем более быть полезным моей царице.
— Но ты сейчас не в своей комнате.
— Нет, и я делаю все возможное, чтобы не замереть от ужаса, как заяц-беляк перед волком, но я не знаю, как долго еще смогу продержаться, и вот почему мы обсуждаем это сейчас, а не на утреннем приеме перед лицом половины придворных.
Он перестал метаться из угла в угол, резко повернулся спиной к своей царице и сел на ступеньку у ее ног. Он подтянул колени к подбородку и плотно обхватил их.
— Я просто трус, — сказал он, корчась от отвращения к себе.