Самуил выхватил меч из ножен Саула: — Как меч твой многих матерей лишал детей, так мать твоя пусть лишена будет сына. — Он взмахнул мечом и стремительно опустил его на голову амаликитянина, не успевшего даже пошелохнуться.
Бездыханное тело Агага рухнуло на землю с разрубленным черепом.
Все разом заговорили. Вновь завладев мечом, Саул размахивал им в воздухе. Он приказал начальникам войска распустить своих людей. Пусть идут по домам. Амаликитяне больше не угрожают Израилю. Подозвал Авенира:
— Возвращаемся домой, в Гиву.
Ионафан пошел за Самуилом. Долгое время они шли вместе в молчании, наконец, Самуил остановился и взглянул на Ионафана.
— Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем.
Он стоял, прямой и безмолвный.
Ионафан с небывалой остротой почувствовал себя отверженным: как будто это он несет ответственность за все грехи своего отца. Плечи его содрогнулись. Слезы заструились по щекам.
Самуил сделал шаг вперед, стиснул руку Ионафана в своей руке: — Господь — спасение твое. Да будет благословенно имя Господне.
— Да будет так, — выдавил Ионафан.
Самуил разжал руку: — Я иду в Раму, — и, сгорбившись под тяжестью горя, зашагал прочь.
Ионафан не знал, что видит любимого наставника в последний раз.
С того дня отец изменился: Ионафану это было очевидно. Когда с ним случился первый из странных его припадков ярости, Саул, схватившись за голову, стал громко разговаривать с неведомым собеседником: — Не буду тебя слушать! Не буду! — Схватив чашу, он швырнул ее в стену. — Почему я должен слушать тебя? — Он перевернул стол.
Придворные с опаской наблюдали за ним из–за дверей, прячась, как только царь поворачивался в их направлении. Ионафан отослал всех и один остался у дверей отцовых покоев. Он не хотел, чтобы царя видели таким. Стоит разнестись вести о том, что Саул сошел с ума — в Израиле настанет смута, и он станет легкой добычей для врага.
— Он сказал: моей династии конец! — Глаза Саула дико блестели. Что–то невнятно бормоча, он рвал на себе одежду. По лицу стекал пот. Изо рта шла пена. — Почему я должен тебя слушать: ты ведь ненавидишь меня? — Он сорвал с головы тюрбан. — Убирайся прочь! Оставь меня в покое! — Он раскачивался из стороны в сторону. — Авенир!
Авенир схватил за руку Ионафана, глаза его расширились от страха: — Мы должны как–то помочь твоему отцу, иначе мы все погибнем.
— Я не знаю, как ему помочь. Говорить с ним бесполезно.
— Поговори со своей матерью, — шепнул Авенир. В голосе его ощущалось напряжение.
Иногда женщине бывает известно, как успокоить мужчину. — Он развернулся и вошел к царю.
— Я здесь, господин мой.
— Ты послал соглядатаев следить за Самуилом?
— Да, господин.
— Я хочу, чтобы с него не спускали глаз. Я хочу знать о каждом его шаге…
Ионафан пошел к матери. Она теперь жила в новых покоях, отдельно от царя, который взял себе наложницу. Слуга ввел его в комнату, и он увидел мать за ткацким станком. Она с улыбкой подняла на него глаза, но сразу же нахмурилась.
— Садись. Скажи, что тебя тревожит.
Он пытался подобрать слова. Глядя на разноцветный пояс, который ткала мать, он выдавил из себя улыбку.
Она проследила за его взглядом, провела рукой по ткани. — Это подарок. Для твоего отца.
— Он с гордостью будет носить его.
— Это он тебя послал?
— Нет.
Она скрестила руки. — Я слышала о его припадках, хотя вы с Авениром и остальные пытаетесь сохранить это в тайне.
Ионафан стоял и смотрел в решетчатое оконце. Он даже и думать не хотел о том, что будет, если молва о безумии отца распространится. Сейчас его отец уязвим, как никогда.
— Расскажи мне, что с ним делается, Ионафан. Я сижу здесь практически взаперти со своими служанками.
— Некоторые говорят, что отец одержим злым духом. — Сам он скорее полагал, что Саула сводит с ума чувство вины. — Но мне кажется, дело в другом.
— В чем?
— Иногда, когда я слышу, что он бормочет, я думаю: может, это Бог пытается говорить с ним. Он же ожесточает сердце и разум и противится Ему. — он обернулся. — Не знаю, что делать, мама.
Мать сидела, опустив голову. Потом поднялась, подошла к нему, встала рядом у окна. Мгновение посмотрела во двор и повернулась к нему.
— Твой отец всегда любил звуки гуслей. Возможно, если кто–то будет играть ему во время приступов, — она нежно погладила его по плечу, — он успокоится.
Ионафан упомянул о предложении матери личным слугам царя, а те передали его Саулу.
— Хорошо, — сказал царь. — Найдите хорошего музыканта и приведите ко мне.
Тут подал голос один слуга — из колена Иудина: — Я видел у Иессея Вифлеемлянина сына, умеющего прекрасно играть на гуслях. И не только. Он храбрый и разумен в речах. И выглядит он неплохо. И Господь с ним.
Саул приказал послать за ним.
Парнишка появился при дворе через несколько дней, ведя за собой осла с поклажей: хлебом, мехом вина и козленком — дары, чтобы не оставаться должным царю за его содержание. Среди ночи, когда злой дух сошел на царя, музыканта вызвали к нему, подняв с постели.
При первых же звуках гуслей царь затих.
— Господин — пастырь мой, — негромко и протяжно запел мальчик. —