Царевич [The Prince]

Саул возвратился в Галгал и ждал там Самуила. Ионафан последовал за ним вместе с юным оруженосцем. Саул настоял, чтобы тот прислуживал его сыну. Хотя Авен — Езер не вышел ростом, этот недостаток с лихвой восполнялся его чрезвычайным усердием. У Киса, Авенира и прочих было для царя наготове множество советов, но царь никого не желал слушать.

Измученный сознанием собственной вины, Ионафан часами молился без отдыха: просил у Господа прощения и умолял Его показать, что делать. Хотя победа в Геве порадовала многих, большинство людей были поражены страхом и готовы в любой момент унести ноги, куда глаза глядят.

Раздражение Авенира дошло до предела, и он прямо высказал царю: — У нас осталось не больше двух тысяч войска, и число дезертиров растет с каждым днем. Надо принять какое–то решение.

Ионафан боялся давать советы. Он сейчас ни за что не взялся бы утверждать, что сделает Бог. Никто не смел поставить под сомнение Божью силу, однако, никто из живущих в Израиле не был и уверен, что Бог этой силой защитит их. И, что было еще хуже, Ионафан уже понимал, что его единственная пустяковая победа может теперь ввергнуть Израиль в огромную войну. Он оглядывал шатры стана и не мог отогнать от себя мысли о том, как таким малым числом противостоять великому множеству. Он хотел воодушевить отца и его армию, а вместо этого лишь выпустил наружу страх, и тысячи разбежались по укрытиям.

На кого мы похожи! Господи, ну почему Твоему народу так трудно довериться Тебе, когда Ты уже столько раз доказывал нам Свою верность и силу? Это потому что мы знаем, что по прежнему грешим? Как нам искоренить в себе грех? Отцы наши не слушали Тебя, а теперь и мы поступаем не лучше. Всего–то несколько дней прошло с тех пор, как Ты наслал молнию и гром, и дождь, а все, о чем эти люди способны думать — так это о погубленном урожае, о том, что будут они есть зимой! Но Ты же Бог! Ты держишь всю нашу жизнь в Своих руках!

Страх распространялся, как плевелы среди пшеницы, и, в конце концов, даже Ионафан ощутил, как он пускает корни в его сердце. Ушли некоторые из бывших с ним в Геве. Каждое утро редели ряды Сауловых «лучших в Израиле».

Царь раздражался все больше и больше. — Пока этот старик доплетется сюда, вся армия разбежится!

Ионафан вздрогнул. Этот старик? Самуил — пророк Божий, глас Бога для людей.

— Он придет.

— И где он? Что он медлит? Он сказал, что будет через семь дней.

— Семь дней еще не прошло, отец.

— Скоро от моего войска ничего не останется.

Авенир, как только мог, изо всех сил ободрял оставшихся, но вера в царя почти угасла, а предостережение пророка было еще свежо в умах людей. Царь навлек на них бедствие. Победа над аммонитянами была забыта. Люди не могли думать ни о чем, кроме нависшей над ними угрозы войны, готовой разразиться не сегодня, так завтра, о трех тысячах колесниц и бесчисленных пеших воинах, которые идут их убивать.

Ионафан чувствовал: ему нужно что–то сделать, чтобы искупить вину перед отцом. Но что? Что, Господь? Ответа не было.

На заре седьмого дня Ионафан разбудил Авен — Езера.

— Если отец хватится меня, скажешь, что я пошел встречать Самуила.

Ионафан вышел на край с каждым днем уменьшавшегося стана. Люди, сгрудившиеся у своих костров, ниже опускали головы под его взглядом. Ему не хотелось думать, о чем они говорят между собой.

Господи, они потеряли надежду на Твоего царя, и все из–за меня.

Взошло солнце. Самуила не было видно. Ионафан начинал тревожиться. Неужели из–за его поступка с Гевой и Самуил попал в беду? Что если его захватили филистимляне? Или, хуже того, они убили старого пророка? При одной только мысли об этом его прошиб холодный пот.