Цареубийца. Подлинные мемуары графа Орлова

Мы обошли дом и встали над высоким обрывом реки. В первых солнечных лучах перед нами широко раскинулась Москва, золотом горели купола церквей, среди осенней желтизны деревьев белелись дворянские дома, над мещанскими домиками поднимался дым из печных труб; вправо, верстах в трёх, возвышались кремлёвские башни, а над ними вздымалась в небо колокольня Ивана Великого.

– Как не любить Москвы! Сколько лет здесь живу, не налюбуюсь! – воскликнул Алексей Григорьевич. – Много я видел городов, но краше Москвы ничего нет: чудный город, дивный, истинно русской красотой и русским духом преисполненный – священная наша столица! Бога благодарю, что довелось последние годы свои в Москве провести; тут и умру – а где же ещё графу Орлову умереть!..

Алексей Григорьевич отвернулся, чтобы мы не заметили слёзы, выступившие у него на глазах.

– Солнце поднимается, – сказал затем граф, прищурившись и улыбаясь. – Всю ночь проговорили, а теперь чего уж ложиться – поедем на тройках кататься! Эй, привести тройки немедля!..

Летний (Чайный) домик графа Орлова в Нескучном саду

– Батюшка! – с укором произнесла молодая графиня.

– Ты погляди, утро какое! – вскричал граф, всё более оживляясь. – Ох, хорош божий мир, каждой минутой его наслаждаюсь! Сказали бы мне: живи ещё тысячу лет, – я бы ответил: почему только тысячу? Мне и тысячи лет мало – я всё хочу увидеть и попробовать!

– Так, Алексей Григорьевич! – встряхнула головой Ляля. – Душа у тебя задорная, цыганская; будь ты цыганом, весь мир обошёл бы.

– Нешто у одних цыган задор есть?.. – засмеялся граф. – Ну, выпьем, что ли, на посошок! Сколько всего на столах осталось – отдайте это цыганам; прямо вместе с посудой и отдайте, ничего не жалко!

…Ага, вот и тройки! – сказал он. – Садись, Нинушка, в коляску рядом со мной, а философа мы напротив посадим. Уж не обессудь, господин философ, задом наперёд поедешь – но, может быть, философу так и следует? – подмигнул он мне.

– Батюшка, я не поеду, – отказалась Анна Алексеевна. – Слышите, в монастыре звонят? Пора к заутрене идти.

– Вот так всё время – в иконы упрётся, а жизни не видит! Не по мне это… Не серчай, Нинушка, дай я тебя ещё поцелую! Ступай, молись и за меня словечко перед Богом замолви, – граф перекрестил её. – Ну, а ты поедешь со мной? – обратился он к Григорию Владимировичу.

Тот пожал плечами:

– Вредно чересчур себя нагружать.

– А, что с тобой толковать! – махнул рукой граф. – Садись ко мне, господин философ, а ещё мы Лялю возьмём – иди сюда, душечка, спой нам дорожную песню!.. Ромалы, садитесь на другие коляски и айда за нами!.. Ну, поехали!.. Бубенцы, бубенцы отвяжите, пусть все слышат – граф Орлов едет!..

Вид на Москву с Воробьёвых гор. Литография с рисунка О. Кадоля

Эпилог

Это был последний выход в свет графа Алексея Григорьевича Орлова. Сразу после именин он слёг и более уже не поднялся, скончавшись накануне Рождества на руках Анны Алексеевны. Она говорила, что кончина графа была тихой и мирной: он умер во сне с улыбкой на устах. Провожать его тело собралось великое множество народа; несмотря на сильный мороз, несколько тысяч человек с открытыми головами встретили вынос гроба.

На похоронах говорили, что граф Алексей Григорьевич был душой общенародных весёлостей, нравов и обычаев; надеждою несчастного, кошельком бедного, посохом хромого, глазом ослепшего, покоищем израненного воина и врачом больного гражданина. Неограниченно было уважение к нему всех сословий Москвы, и это общее уважение было данью не сану богатого вельможи, но личным его качествам. Граф Алексей Григорьевич был истинным типом русского человека: могучий крепостью тела, силой духа и воли, он с тем вместе был доступен, радушен, доброжелателен, справедлив; вел образ жизни на русский лад и вкус имел народный…

Графиня Анна Алексеевна, поражённая смертью отца, лишилась чувств и оставалась четырнадцать часов без признаков жизни. Придя в себя и надев чёрное платье, она подошла к иконам и пала на колени: «Господи! Ты взял мою мать, которой я не знала, теперь тебе угодно взять моего отца, – будь же мне вместо матери и отца, руководствуй всеми поступками моей жизни!»

Став наследницей огромного состояния графа, она отказала всем женихам, которые к ней сватались, и остаток жизни провела в паломничестве по монастырям, непрестанно моля Господа простить грехи её отца и жертвуя огромные деньги Церкви.

Через двадцать с лишним лет после кончины Алексея Григорьевича умер его младший брат Владимир; ещё до этого скончался графский племянник Григорий Владимирович, бывший при нашем последнем с графом разговоре.

Усыпальница графов Орловых в имении Отрада под Москвой