Читаем Цареубийца. Маузер Ермакова полностью

Сущность [этой] инструкции сводилась к охранению семьи Романовых, исключительно лиш[ь] в целях их личной безопасности, а не как арестованных. Среди солдат охраны это вызывало сильное недовольство [в результате чего] вынесено было постановление – с инструкцией Временного правительства не считаться, а [его] представителям – Макарову и Вершинину было предложено заключить Никалая Романова под строгий надзор охраны, для чего кругом дома и внутри поставить часовых, [а] ночью выставлять добавочные посты для обхода прилегающих у (к. – Ю.Ж .) губернаторскому дому улиц. Кроме того, [было решено] построить высокий забор около дома и огородить [то] место, куда Никалай и Его семья могут выходить два раза в день [согласно] расписания от 10 [-ти час.] до 12 [-ти час.] и от 2-х [час.] до 4 [-х час.]. Далее постановлено было предоставить Романовым право раз в неделю посещать под канвоем церковь, под названием Покрова Богородицы, расположенную вблизи дома. Перепугавшие[ся] представители Временного правительства разрешили приступить к постройке забора и выстави[ть] наружные караулы. Характерно, что Вершинин и Макаров после вынесения решения караула о принятии мер [по] охране Романовых, пробыв в Тобольске еще два или три дня, уехали обратно в Петроград [310] . Не лутше, вскоре после их от[ъ]езда, прибыл в отряд новый (вновь. – Ю.Ж. ) назначенный комиссар Временного правительства – эсер Панкратов [311] .

С 1-го сентября 1917 г. вся охрана перешла в его ведение. Ему же подчинялся и полковник Кобылинский. Характерно [то, что] свою роль комиссара Понкратов понимал довольно своеобразно. В этом отношении очень характерна его первая встреча с царской семьей, им лично описанная.

«2 сентября [312] я отправился в губернаторский дом. Не желая нарушать приличия, я заявил камердинеру бывшего царя, чтобы он сообщил о моем прибытии и что я желаю видеть бывшего царя. Мы встретилис[ь]. Здравствуйт[е] сказал Никалай, протягивая мне руку. Благополучно доехали?» [313]

Любезный комиссар Панкратов любезно благодарит Никалая [и] отвеча[ет] [что] хорошо доехал, протягивая свою руку.

Никалай так [же] любезно разговорился [с] Панкратовым [и] прежде всего спросил [его] как здоровье Александра Федоровича Керенского, – Панкратов [впоследствии] напишет об этом Керенскому, – [и] в этом вопросе [у Него] звучала какая-то неподдельная искренность, соединенная с симпатией [и] даже признательностью. А [В.С. Панкратов] в свою очеред[ь] спросил о здоровье Его и всей Его семьи. Ничего, слава богу, ответил он [Николай II. – Ю.Ж .]. Как све (все. – Ю.Ж .) это кажется странно, что может [быть] общего у «революционера» и бывшего царя.

Далее разговор был о (у. – Ю.Ж .) них по видимому [в таком же] любезно[м] [ключе], что по документам видно. Шел [также] вопрос [и] о переписке с родными. Панкратов отвечает [что] все будет исполнено. Никалай [также] просил [его] чтобы ему высылали иностранные журналы [так как с их пересылкой] была задержка. Панкратов взял [и эту] заботу [на себя, и также обещал] навести порядок [в регулярном] получении [журналов]. Заботливость и предупредительность, проявленная новым комиссаром в первой [же] встрече, не была случайной. Такое отношение к заключенным стояло в полном соответствии и с инструкцией Временного правительства. Надо отметить, что комиссар Панкратов добросовестно проводил директивы своего коллеги по партии – Керенского, [что] даже можно видеть из документов [314] . Он далеко опередил последнего в лакейской предупредительности и услужливости, так что трудно было отличить в нем комиссара Временного правительства от старшего дворецкого, как слуги [или] приближенн[ого].

[В] одном из дневников приближенной фрейлины [315] записано о нем – Панкратове, какой он человек добрый и сердечный [и] как он хорошо относился к семье, [и] как заметно было [что он] жалел их. Особенно он любил Марию Николаевну. Однажды она зашибла себе глаз [так как] упала, [а] он услыхав об этом сейчас же прибежал [к Ней] и заметно беспокоился из-за этого [проишествия]. Так же он относился [к] Алексею и Государю. [То, что он] относился внимательно [ко всем членам Семьи бывшего Императора] дале[е] записано [с ее слов]: «Иногда он приходил к нам и любил рассказывать княжнам и Алексею Николаевичу о своей с[с]ылке в Сибирь. Они любили его слушать».

Какие благодетели [эти] эсеры оказались, чудно [даже было] [по]думать!

Один из солдат охраны свидетельствует об этом благополучии: «Все продукты для Романовых закупались на базаре. В тех же случаях, когда на базаре каких-либо продуктов не имелось, то это с избытком пополнялось приношени[ями] монашенок и другими сострадальцами. Приношений было много [и] разного ассортимента – сахар[а], масла, яиц и проч[ей] снеди. За эти приношения об уплате не могло быть и речи» [316] .

Перейти на страницу:

Все книги серии Все тайны истории

Преступления США. Americrimes. Геноцид, экоцид, психоцид, как принципы доминирования
Преступления США. Americrimes. Геноцид, экоцид, психоцид, как принципы доминирования

Впервые! Полное досье преступлений Соединенных Штатов. Что скрывается за парадной витриной Нового Света? Как бывшая колония пиратов стала «самой демократической страной мира»?Американская «элита» была согласна обрекать на голод и чужое и собственное население, ради удовлетворения своих прихотей, расплачиваться за которые вынуждены были другие люди, другие народы, другие страны. Но, пожалуй, главным и непревзойденным ее достижением стало умение лгать, создавать виртуозную вязь лживой пропаганды, убеждать всех в обоснованности собственных амбиций и недоброкачественности чужих порядков, моральных норм и режимов. Все, что могло помешать интересами Америки подвергалось очернению и агрессивному уничтожению.

Максим Валерьевич Акимов

Публицистика / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии