Царь царей...

Караван свернул вправо и медленно, поминутно объезжая попадавшие по пути заросшие мохом, поваленные стволы, потянулся зигзагами дальше.

XIV

Много раз пришлось путешественникам изменять направление пути, стараясь выйти на твердую окраину низины, но она исчезла, словно заколдованная. Лошади поминутно проваливались в мягкой земле по бабки и начали выбиваться из сил. К этому неудобству скоро присоединилось другое: из-под трав стали подыматься мириады комаров. Шлепки усиленно принявшихся колотить себя людей начали раздаваться без перерыва, но такая защита ни к чему не вела: убитых насекомых мигом сменяли тучи их.

Надо было остановиться.

— Костры разложите, господа! — сказал Михаил Степанович, соскакивая с лошади и начиная собирать валежник. Все принялись делать то же, и скоро воздвигнулось несколько порядочных куч; поджигать их усердно принялись те, у кого оказались спички; татарин рубил и подбавлял свежие ветви, и из начавших разгораться костров повалил густой, буро-желтый дым.

Комары исчезли разом, но находиться в дыму было невыносимо. Иван Яковлевич и Павел Андреевич раскашлялись до того, что оба, задыхаясь и отмахиваясь руками, выскочили из костров и предпочли подвергнуться новой атаке злостных врагов.

Татарин, как местный житель, более спокойно переносивший земные невзгоды вроде дыма и комаров, подошел к ученым и подвел их опять к одному из костров.

— Ложись, — сказал он, указывая на место около костра, из которого наклонно, но не касаясь земли, тяжелыми клубами шел дым. — Там хорошо: дыши можно, гнус[10] нельзя прийти!

Под кровлей из дыма оказалось действительно хорошо; Михаил Степанович и Свирид Онуфриевич зажали рты и перебежали к ним; все четверо расположились рядом.

— Смотрите, господа, лошади наши куда зашли! — воскликнул Свирид Онуфриевич, указывая назад.

Михаил Степанович и Иван Яковлевич оглянулись. Умные животные сбились в тесную кучу и, уткнув морды в самую землю, свободную от дыма, неподвижно стояли позади костров.

Обедать пришлось лежа на попонах и каких-то мешках, принесенных предусмотрительным Антоном.

— Возлежим как древние греки! — восклицал Свирид Онуфриевич, основательно подкрепившись вином и с наслаждением потягивая трубку.

Настроение духа сделалось у него необыкновенно благодушным.

— Это в болоте-то? — не без язвительности заметил Павел Андреевич. — Что-то не слыхал, чтобы они в болотах валялись!

— Меня очень беспокоит, признаюсь вам, это болото! — сказал, обращаясь ко всем, Иван Яковлевич. — Ведь мы совершенно не можем держаться взятого направления?

— Ерундиссимус! — заявил, вдруг разозлившись, охотник. — Какие тут направления? Приедем в конце концов на Байкал и воспоем аллилуйя!

Старый ученый бросил на него недовольный взгляд.

— Я думаю тоже, что придется отказаться от нашего плана! — поспешил сказать Михаил Степанович. — Тайга становится все непролазнее!

— Все-таки будем пытаться! — заметил Иван Яковлевич, блуждая взглядом по окружавшему лесу.

Свирид Онуфриевич повернулся на бок.

— А зачем? — спросил он. — Ведь это жадность в вас говорит — «все» отыскать! Смотрите — захватит нас зима, не успеем осмотреть и главного, того, что открыл Михаил Степанович!

— До зимы далеко.

— А до Байкала еще дальше! Сколько верст, полагаете вы, можно сделать в день в таком лесище? Три, лопни моя душа от ушей до пяток! да и трех много!

— Что он говорит? — с некоторым беспокойством обра-ратился старый ученый к Михаилу Степановичу.

— Боюсь, что он прав! Я в жизни не видал ничего подобного!

Михаил Степанович обвел кругом рукой.

— Ваше мнение, Павел Андреевич?

Палеонтолог пожал плечами.

— Я без мнений! — отозвался он. — В сущности, раз взялись за что-либо, надо доводить до конца. Но эти комары, черт возьми! из-за них от всех благ мира отказаться можно!

— Все-таки попробуем, господа, еще продвинуться вперед! — сказал Иван Яковлевич. — Ведь может быть, где-нибудь здесь в двух шагах болоту конец, ровный путь дальше, след какой-нибудь есть?

Никто не ответил ему.

Часа через два караван выступи ль дальше.

Головы и шеи всадников были укутаны полотенцами так, что виднелись только глаза; на руках у одних были перчатки, у других заменяли их тряпки. Филипп натянул в виде кавалергардских рукавиц две пары носков своего барина и все время самодовольно похлопывал ими друг о друга.

Лошади оставались беззащитными, и комары седым ковром облепили их. Всадники избивали насекомых, насколько могли; тряпки на руках у них покрылись конской кровью; той же кровью перемарались и повязки на головах всех, и караван стал походить на странно-безмолвный отряд тяжело раненых и перевязанных людей.