Павел Андреевич принялся за поиски приюта. Почва была неровная; земли или песка не было ни пылинки; лагерь путешественников располагался на голом граните. Павел Андреевич примостился наконец в ложбине, но, полежав минут пять на камнях, начал ворочаться, наконец встал и, бормоча про себя что-то сердитое, перешел дальше, чтоб вскоре проделать все сызнова.
— Медведь-то наш берлогу себе ищет! — заметил вполголоса Свирид Онуфриевич, следивший за движением палеонтолога с равнодушием истого охотника, привыкшего к разным неудобствам. Неизменная трубка дымилась в зубах его, и от особенно сильных затяжек табак разгорался вспышками и то и дело освещал густые усы и нос Свирида Ону-фриевича.
По бокам охотника обозначались в темноте силуэты Михаила Степановича и Ивана Яковлевича.
Немного поодаль чуть маячили фигуры слуг.
— Ведь не хотел ничего теплого с собой брать, — сказал Михаил Степанович, кивая на палеонтолога. — Насилу уговорил его! А вы, Иван Яковлевич, как себя чувствуете?
Старый ученый сидел, глубоко задумавшись.
— Ничего, ничего… — встрепенувшись, ответил он. — Устал немного, но это вздор! Что за удивительная ночь, господа: как необычайно ярки звезды здесь! Что за воздух! Я прямо опьянел от него!
— Высоко очень забрались, — проговорил Свирид Онуф-риевич, — под облаками, я думаю, сидим!
— Нет, выше их, — возразил Михаил Степанович, которому от утомления было не до поэзии. — Я очень жалею, что мы так задержались на том привале: уснуть здесь, очевидно, не будет никакой возможности!
— Это кому как! — сплюнув, сказал охотник. — Мне на медвежьей шкуре будет отлично.
— Утром непременно исследуем все окрестные скалы, заявил Иван Яковлевич, — здесь, несомненно, должны оказаться надписи!
К разговаривавшим приближалась какая-то фигура, оказавшаяся татарином.
— Что тебе, Едигей? — спросил Михаил Степанович.
— Спать ходи: так сидишь, замерзнешь совсем; моя постель делал, большой постель: на всех хватит!
— Что ты говоришь?
Михаил Степанович обрадовался.
— Где, из чего ты ее устроил?
— Из коней строил, — ходи спать!
Недоумевающие путешественники поднялись и отправились за татарином посмотреть на его изобретение. Шагах в сорока в стороне он отыскал ровную площадку, связал на ней лошадям ноги и, повалив их в два ряда, оставил между спинами их узкий проход.
— Ай да Едигей! Умница! — радостно воскликнул Михаил Степанович. — Вот уж никогда в голову не пришло бы так устроиться!
Довольный общим одобрением татарин слегка проржал от избытка удовольствия.
— А как это озеро называется? — спросил его Иван Яковлевич, устраиваясь с помощью Антона между теплыми лошадиными спинами. — Ты знаешь его?
— Не знай… совсем не знай… Тигир-гол это… — с явным почтением к произносимому слову ответил татарин.
— «Небесное озеро», — перевел слова его старый ученый.
— Однако, довольно сносно здесь!.. Спокойной ночи, господа!
— Спокойной ночи! — послышалось выше и ниже его, и все попрятались с головами под всякого рода покрывала, наваленные сверху на бока лошадей.
XIII
Путешественники выспались отлично.
Восход солнца застал лагерь в движении: освобождали и вели поить фыркавших и отряхивавшихся коней, убирали постели, готовили вместо чая закуску.
Палеонтолог, отправившийся к озеру умываться, увидал, что Иван Яковлевич тщательно осматривает громадные глыбы, хаотически наваленные на берегу озера. Воды в нем, казалось, не было; в черной оправе сияла великолепная бирюза, перед которой бледнело небо. Площадь озера была не велика, — всего каких-то одна или полторы десятины. Несмотря на полнейшее безветрие, на нем стояла странная зыбь: голубые волны его не катились прямо на берег, как в обыкновенных озерах, а будто бы в легкой тревоге толкались друг о друга.
— Доброго утра! — крикнул палеонтолог, к которому вернулось после хорошего сна хорошее расположение духа. — Что вы там ищете?
— Надписи, надписи! — ответил, не оборачиваясь, старый ученый.
— Что же, есть они?
— Нет пока!
Палеонтолог, забыв об умыванье, в свою очередь углубился в рассматривание горных пород.
Михаил Степанович опустился у берега на колени и принялся мыться. Вдруг он увидел, что старый ученый сделал больше чем рискованное движение и почти повис над водой.
— Осторожнее, Иван Яковлевич! — крикнул он, — не сорвитесь, — у этих озер страшная глубина!
Окончив туалет, Михаил Степанович не утерпел и, вместо обзора скал, взялся за лот и стал вымерять глубину воды с береговых камней; дна коснуться нигде не удалось ему: стосаженной бечевки не хватило.
На одном из отвесных утесов Михаил Степанович, заинтересованный цветом воды, нагнулся особенно низко; из бокового кармана его выскользнула какая-то вещь, блеснувшая как серебряный рубль. Михаил Степанович слышал легкий всплеск, но не обратил на него внимания.
— Иван Яковлевич! Павел Андреевич! Михаил Степанович! Господа! — начал наконец взывать наподобие иерихонской трубы потерявший терпение Свирид Онуфриевич, стоя над скатертью с разложенными на ней закусками. — Завтракать идите!