Царь (СИ)

— Где же их взять, — горестно спросил Лыков.

— Как где, ты разве не слыхал, что Строгановы двадцать тысяч прислали?

— Поторопились, — буркнул тот.

— Ты что сказал? — не расслышал его Иван Федорович.

— Услышал бог наши молитвы, говорю, — расплылся в улыбке Лыков, — а что государь к нам выйдет?

— За ради такого дела наверняка, — пожал плечами тот, и тут же насторожившись пристально взглянул на собеседника, — а ты чего так лыбишься, будто на дороге яхонт[44] нашел?

— Тут разве заранее узнаешь, где найдешь, а где сыщешь?

Хованский хотел еще что-то спросить, но передумал и с тревогой оглядевшись, застыл на своем месте. Лыкову напротив, спокойно не сиделось, и он то и дело ерзал, как будто ожидая, что вот-вот что-то случится и поднимется тревога. Но время шло, и ничего не происходило, так что боярин все больше начинал нервничать. Наконец все собрались, и вперед вышел Иван Никитич Романов.

— Пока не пожаловал государь, вести заседание мне велено! — объявил он собравшимся.

Присутствующие ни слова не говоря поднялись и коротко поклонившись боярину плюхнулись назад. "Дурья башка," — так и хотел крикнуть Романову Лыков, — "да ты хоть гонцов в Кукуй пошли!" Однако приходилось сидеть и ждать, когда же, наконец, царские ближники спохватятся и узнают что их власти пришел конец. Но время шло, Иван Никитич вел заседание, присутствующие что-то говорили, иной раз, даже бранясь, а Борис Михайлович их не слышал, клокоча внутри, будто охваченный лихорадкой. Из этого состояния его вывел только толчок соседа, встань мол, и вернувшийся в реальность боярин с изумлением увидел, как в зал заседания входят рынды, затем Вельяминов, а вслед за ним целый и невредимый царь Иван Федорович Мекленбургский. Лыков в отчаянии даже попробовал протереть глаза, но проклятый морок и не думал пропадать, а совсем напротив, прошел к своему трону и милостиво кивнув собравшимся уселся на него. Терпеть подобное зрелище сил уже не было и схватившийся за грудь князь, медленно сполз на скамью.

— Что там с боярином? — осведомился я, увидев, как тот падает на свое место.

Соседи кинулись к Лыкову, но не смогли сказать ничего определенного, кроме того, что Борис Михайлович хвор.

— Так чего толпитесь, дайте ему воды, а лучше людей кликните да вынесете болезного на воздух, а то тут у вас духота такая, что и здоровый зачахнет!

Дождавшись когда боярина вынесут, я кивнул Никите и тот дал знак думным дьякам. Старший из них, Траханиотов, вышел вперед и стал зачитывать один за другим указы. В первом из них подтверждались льготы "именитых людей" Строгановых и объявлялось о моем к ним благоволении. Вторым объявлялось о создании нового приказа "Рудных дел". А третий гласил, что отныне всякому верному подданному, не взирая на чин и достоинство, не только дозволено, но и вменено в обязанность искать месторождения полезных ископаемых на всех землях, будь они государственными, вотчинными или монастырскими. Обо всех находках требовалось докладывать в новый приказ, а тот в свою очередь пошлет специалистов проверить эти известия. Думцы немного выбитые из колеи происшествием с Лыковым, не сразу сообразили в чем тут дело, но постепенно отошли и включились в дискуссию.

— Это что же получается, какие-то сиволапые мужики, смогут в наших вотчинах рудники открывать?

Пришлось объяснять, что не открывать, а искать. И что от этого всем польза будет, в том числе и собственнику земли, а не только казне и царю. А если ничего толкового в недрах нет, то и говорить не о чем. Впрочем, долгих прений не случилось. Думцы, убедившись, что их вотчинам ничего не угрожает, особенно противится не стали и указы с формулировкой "государь повелел, а бояре приговорили" обрели силу закона.

Закончив с делами в думе, я вышел во двор где, как бы невзначай, уже собрались командиры стрелецких, солдатских, драгунских и прочих полков, стянутых к Москве. Дожидаясь меня, начальные люди немного заскучали, но ведут себя пристойно. Бояре бы на их месте непременно свару устроили: у кого род выше, у кого вотчины больше… слава богу хоть не у кого хрен толще. Некоторые, правда, поглядывают косо в сторону Пушкарева, но помалкивают. Вообще, понять их можно. Обычно стрелецкими полками, или как их еще недавно называли "приказами", командуют довольно родовитые дворяне. Не из высшего эшелона, разумеется, но и не из простых. Поэтому фактически командующий Стремянным полком, вышедший из обычных стрельцов, да еще и набранных по прибору[45], Анисим вызывал у них известное раздражение. Конечно, став полуголовой он получил поместье в добрых полторы сотни четей[46] земли, и был внесен в соответствующие книги, а также пожалован придворным чином стряпчего, но… царь жалует землею, а не отечеством. Так что для всех остальных он был, есть и всегда будет выскочкой. Но, тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, мне мало дела для их местнических счетов, я их собрал совсем по другому поводу.

— Заждались, господа полковники?

— Здравствуй на многие лета, государь, — нестройно гудят собравшиеся в ответ на мое приветствие. Хорошо хоть в ноги не падают, привыкли.