Царь мышей

Лаврентий Иваныч махнул рукой, и стрельцы внесли в палату два мешка и стали проворно выкладывать из них на дорогой персидский ковер содержимое: иконы и старые рукописные книги.

- Два - ноль, - тихо проговорил Дубов.

- Что вы с ним сделали? - Чаликова резко рванулась вперед.

- С кем, простите? - Путята доброжелательно подался в ее сторону.

- С доном Альфонсо! - почти выкрикнула Надя.

- С доном Альфонсо? - переспросил Путята, как бы пытаясь что-то вспомнить, но безуспешно. - Что за дон Альфонсо? - оглянулся он на Лаврентия Иваныча.

Тот извлек из-под кафтана записную книжку и, поднеся ее к самому носу, перелистнул несколько страничек.

- Дон Альфонсо - это Ново-Ютландский рыцарь, мой Государь. Он втерся в доверие к нашим уважаемым друзьям, - Лаврентий Иваныч почтительно кивнул на Дубова и Чаликову, - а затем вероломно похитил все это, - Лаврентий Иваныч столь же почтительно кивнул в сторону мешков и их содержимого, - и пытался вывезти из страны.

- Ай-яй-яй, вот ведь как нехорошо получается, - нахмурился царь. - И заметьте, господа, сей Ново-Ютландский подданный покусился даже не на золото, не на драгоценные каменья, а на самое заветное - на наше славное прошлое и на наши Святые Иконы! - И, многозначительно помолчав, Путята заключил: - А кое-кто все еще сомневается, что рыцари - не все, конечно, некоторые - куют крамолу на наши обычаи, на нашу древнюю веру!

- Что вы с ним сделали? - с тихой яростью повторила Чаликова.

- Об участи сего разбойника, сударыня, вам незачем беспокоиться, - бесстрастно глядя прямо в глаза Надежде, отчеканил Лаврентий Иваныч. - С ним поступили по справедливости.

И Лаврентий Иваныч на миг приставил ладонь к горлу, как бы поправляя покривившийся воротник.

- Ну ладно, довольно об этом, - поспешно проговорил Путята. - Давайте потолкуем о более приятном. Конечно, я прекрасно понимаю, что вы свершили это благодеяние не ради почестей и наград, и все же хотел бы вас чем-нибудь отблагодарить. И очень прошу - считайте это не платой за услугу, а знаком моего личного к вам расположения и глубочайшего уважения!.. Конечно, я мог бы подарить вам что-то из ваших же находок, но это, по-моему, было бы не совсем умно. Поэтому просите у меня всего, чего желаете - и я постараюсь выполнить. Госпожа Чаликова? 

- Ничего мне от вас не надо, - резко, почти грубо ответила Надежда.

- Понимаете, Государь, нам действительно ничего не нужно, - попытался Василий сгладить Надину дерзость. - Для нас величайшим счастием была уже сама возможность побывать в Тереме, провести увлекательное разыскание и разгадать тайну. А наградой нам будет сознание, что мы принесли хоть какую-то пользу Кислоярскому народу.

Услышав такое, Путята еще раз соскочил с трона и бросился пожимать руки Дубову и Чаликовой:

- Вот они, золотые слова! Вот она, высшая бескорыстность, вот оно, истинное бессеребреничество! Казалось бы, кто мы для вас - чужая страна, чуждый народ... Нет, вы просто святые люди, и мне хочется пасть перед вами на колени, как перед ангелами, как перед святыми угодниками, как пред самим Господом Богом!

И лишь вмешательство чернобородого дьяка удержало Путяту от действия, несовместимого с царским положением. А Надя гадала - был ли этот искренний порыв очередным фиглярством, или их бескорыстие и впрямь так проняло Путяту.

- Ваше Величество, - обратилась Чаликова к царю, - ни мне, ни Василию Николаевичу действительно ничего не нужно. Но с нами был еще и Владлен Серапионыч. Теперь его здесь нет, но уверена, что он попросил бы вас об одной маленькой услуге.

- И о какой же? - участливо спросил Государь.

- Освободите из-под стражи невиновного человека.

- В нашей стране, сударыня, невиновных людей под стражу не берут, - назидательно промолвил Путята. - Ведь мы строим правовое государство!

Надежде очень хотелось сказать на это что-то очень грубое, даже неприличное, но когда было нужно, она умела сдерживать себя:

- Разумеется, я не вправе ставить под сомнение работу ваших правоохранителей, но даже если этот человек виновен, то проявите милосердие, вспомните о его былых заслугах!..

- Да, я далек от совершенства, но стараюсь в меру своих малых сил править милосердно и справедливо, - елейным "головлевским" голоском ответствовал Путята. - Однако, прежде чем явить великодушие, я должен услышать имя того злодея, за коего вы, госпожа Чаликова, столь усердно ходатайствуете.

- Боярин Андрей, - сказала Надя. Царедворцы неодобрительно зашушукались, даже Василий осуждающе покачал головой, будто говоря: "Мало тебе Минаиды Ильиничны, мало тебе дона Альфонсо..."

Единственным, кто воспринял Надеждино ходатайство спокойно и даже доброжелательно, был, разумеется, Путята:

- Что же, я готов исполнить вашу просьбу, тем более, что она исходит не только от вас, но и от высокочтимого господина Серапионыча. Однако карать и миловать не совсем входит в мою компе... контепе... контемпен... в общем, в мое ведение. Но, по счастью, здесь находится большой знаток судебно-следственных дел. Прошу вас, боярин Павел!

Боярин Павел подошел к престолу и встал рядом с Надей.