Царь мышей

- Так мы что, в Париже? - прожевав картофелину, как бы наивно спросил Дубов, вспомнив известную поговорку "Увидеть Париж и умереть". Хотя в его случае вроде бы выходило с точностью "до наоборота".

- В Кислоярске мы, в Кислоярске! - радостно закричал Солнышко, радуясь, что сумел еще раз обмануть Васю.

И тут Василий сдался. Он понял одно - что он ничего не понимает: где он оказался, на том свете или этом; с кем он оказался, с Солнышком или с кем-то, подделавшимся под Солнышко; в каком городе - Кислоярске, Париже, Кислоярске "того света" либо где-то еще. Василий решил до поры до времени вынести все эти вопросы "за скобки", принять все происходящее за данность, расслабиться и получить удовольствие. "В конце-то концов, сам виноват, - подумал Дубов. - Никто ж меня за язык не дергал, когда я просил кристалл показать Солнышко..."

И только когда они уже собрались покинуть гостеприимную холстомарательную мастерскую, Василий спохватился:

- Постой, мы же не одеты!

- Не волнуйся, на улице тепло. Ты, главное, не забудь что-нибудь на ноги обуть, а то босиком педали крутить не очень-то удобно... Ну ладно, Васенька, раз ты у нас такой стыдливый, то можно и одеться, - сжалился Солнышко и тут же накинул приглянувшиеся ему еще с вечера Васины "бермуды". Васе ничего не оставалось, как напялить Солнышкины шорты и свою безрукавку.

Хоть Василий и решил ничему не удивляться, при выходе из квартиры он все же слегка удивился:

- Солнышко, а что, дверь закрывать ты не будешь?

- Думаешь, надо? Ну ладно, можно и закрыть. - Художник снял с гвоздика в прихожей ключик и запер замок, которому Василий в "своем" мире не доверил бы и почтового ящика, а сам ключ даже не положил в карман, а небрежно засунул под коврик.

Выйдя из дома, Солнышко раскланялся с женщинами на скамеечке и потащил Васю к "велосипедному" навесу.

- Вот этот - мой, - с гордостью сообщил Солнышко, беря старый драндулет, раскрашенный яркими красками чуть не всех цветов радуги. - А ты выбирай себе по размеру. Да вот хоть этот.

- А удобно ли без спросу? - засомневался Василий. - Чужой все-таки.

- Удобно, удобно, я обо всем договорился, - заверил Солнышко. - Сейчас, только сидение чуть приподнимем...

Пока Солнышко возился с седлом, Дубов оглядел дом, из которого они вышли. Это было трехэтажное здание барачного типа, одно из тех, что выросли на окраинах Кислоярска в послевоенные годы. Присмотревшись, он увидел за деревьями еще несколько таких же домов.

- Скажите, пожалуйста, это ведь район Кировской улицы? - обратился он к старушкам.

- Кировской? - переспросила одна из них. - Да нет, я о такой и не слыхивала. Там, за рощей - Зеленая улица, а здесь - Виноградная.

- Так ведь Виноградная - это и есть бывшая Кировская, - припомнила вторая женщина. - Ты что, Степановна, забыла?

"Значит, если Виноградная - это Кировская, то Зеленая соответствует нашему Индустриальному проезду, - сообразил Дубов. - А ведь сразу и не узнаешь..."

В "нашем" Кислоярске Дубову коли и доводилось бывать в этой части города, то, как правило, по профессиональной надобности: район Кировской и Индустриального проезда считался одним из самых криминогенных. Да и чисто внешне он выглядел совсем иначе: никаких садов и лужаек, а между бараками простирались замусоренные пустыри с редкими деревьями и кустами.

- Красиво, правда? - сказал Солнышко, перехватив взгляд Василия. - Мы тут всем городом порядок наводили, вот и Степановна с Семеновной соврать не дадут! Ну, поехали, что ли?

Последние десять с лишним лет Дубов передвигался по городу и окрестностям преимущественно на стареньком синем "Москвиче", приобретенном по случаю еще в годы комсомольской работы, а на велосипед в последний раз садился и того давнее, и теперь Василия беспокоило даже не столько то, удержится ли он в седле, сколько - сумеет ли "вписаться" в общее движение транспорта. Наблюдая за маневрами наиболее "продвинутых" велоджигитов, Василий всякий раз дивился, как они ухитряются проскакивать между мчащимися машинами и автобусами и при этом иногда остаются целыми и невредимыми.

Но все оказалось куда проще. На Кировской, или, вернее, Виноградной, куда друзья попали, проехав по широкой тропе между двух бывших бараков, транспортного движения как такового почти что не было: люди передвигались преимущественно пешком или на велосипедах, а кое-кто даже на самокатах или роликовых коньках, которые здесь явно служили не столько забавой, сколько средством передвижения. Изредка попадавшиеся автомашины имели чисто служебное назначение: скорая помощь, аварийная служба или перевозка продуктов. Самой большой машиной оказалась старая добрая мусоросборщица-"Норба", но не выкрашенная в ядовито-зеленые тона, как в "нашем" Кислоярске, а размалеванная полуфантастическими зверями и растениями. По верху шла разноцветная надпись: "Берегите природу, мать вашу!"

- Я рисовал! - не без гордости крикнул Солнышко, обернувшись за рулем. Он ехал впереди, показывая дорогу.

- Внушает, - похвалил Василий, хотя он и не был поклонником такого рода живописи. - А чего у вас машин так мало?