Царь мышей

- А я знаю, какого беса он сюда приперся, - прогудел Шандыба. - Оттого, что злодеев всегда тянет на место их злодеяния!

- Мошно и так сказать, - согласился Херклафф. - Но если бы я устроиль экскурсион по местам моих злодеяниеф, то он бы длилься отшен много цайт.

- Так что же вы хотите? - гнул свое господин Рыжий.

- Да пустячки, всякая хиер унд дас, - небрежно отмахнулся Херклафф. - А значала я хотель бы выручить вас, либе херрен, от гроссе погром!

- В каком смысле? - удивился князь Святославский.

Вместо ответа Херклафф указал через окно. Даже беглого взгляда на происходящее было достаточно, чтобы понять: вторжение толпы в царский терем - дело самого ближайшего времени.

Рыжий все понял:

- Господин Херклафф, для большей достоверности вам не мешало бы чуть приодеться, а то, боюсь, в таком наряде народ вас не признает.

С этими словами Рыжий вопросительно глянул на своих собутыльников. Князь Святославский нехотя снял соболью шубу, которую носил во все времена года (несколько лет назад ее пожаловал князю сам царь Дормидонт), а стражник одолжил стрелецкую шапку. Небрежно накинув все это на себя, Херклафф в сопровождении Мисаила, все еще украшенного "святославской" бородищей, отважно направился к окну.

При виде Путяты, да еще в обществе главы Потешного приказа, толпа притихла.

- Путята! Живой! - пробежал шепоток. Кое-кто уже готов был пасть на колени и молить Государя о пощаде, сваливая свое участие в бесчинствах на вечного виновника - беса, который попутал, но тут Государь властно поднял руку, и все смолкло. 

Незаметно для толпы Херклафф сделал какой-то колдовской жест, и Мисаил заговорил грозным голосом:

- Ну что, чертовы дети, кислоярише швайнен, бунтовать вздумали? Обрадовались, донневеттер, что царя не стало? Не получится, и не мечтайте! Я вас, тойфель побери, заставлю уважать государственный орднунг!

"О Господи, что это я такое несу?" - с ужасом подумал Мисаил. Скомороху, конечно, не было знакомо такое мудреное слово, как "ретрансляция", но именно этим он теперь занимался - громогласно озвучивал то, что вполголоса наговаривал господин Херклафф. Кроме того, благодаря колдовским навыкам людоеда, все это он не только произносил голосом Путяты, но попутно исправлял акцент и грамматические погрешности, проскальзывающие в речи господина Херклаффа. Разве что некоторые иноязычные слова так и остались без перевода, но они делали выступление царя-батюшки еще более грозным и выразительным, благо наречие, откуда они были заимствованы, очень к тому способствовало.

Напоследок погрозив слушателям кулаком и пообещав замочить их в ватерклозете, Государь отошел от окна. Речь Путяты оказала на толпу сильное впечатление, хотя и не совсем однозначное. Мнения разделились: одни предлагали тихо разойтись по домам, другие - всем встать на колени и так и стоять, покамест царь-батюшка не простит, а третьи уверяли, что царь ненастоящий и что раз уж порешили грабить царский терем, то надо грабить. Поначалу этих третьих мало кто слушал и даже пытались гнать взашей, но те не унимались и, благодаря красочным россказням о несметных богатствах терема, сумели перетащить на свою сторону многих колеблющихся.

- А теперь прошу фас проводить нас с херр Каширски и фройляйн Аннет Сергеефна в эту... как это назыфается... Там, где Путята держаль свой золото и брильянтен, - обратился людоед к присутствующим.

- Зачем они вам? - с подозрением спросил Борис Мартьяныч.

- Он оставиль мне маленький должок, - объяснил Херклафф.

Дьяк посмотрел на Рыжего, тот чуть заметно кивнул.

- Идемте, - отрывисто бросил Борис Мартьяныч.

Долгие годы служа в царском тереме, он хорошо знал все его ходы-переходы и теперь уверенно вел Херклаффа, Рыжего и всех остальных по темным пустым коридорам. Комната, в которой временно хранились сокровища, привезенные из Загородного терема, оказалась где-то в глубине дома, где естественного освещения не было, и дьяку пришлось зажечь свечи, предусмотрительно вставленные в золотой канделябр тонкой узорной работы - кстати, из того тайника, что скрывался за "аистиным" барельефом. Среди предметов, небрежно сваленных на широком столе, Каширский и Анна Сергеевна узнали многое из выкопанного ими на берегу озера и затем конфискованного при входе в Царь-Город.

- Сколько вы хотите? - тихо спросил Рыжий. - Надеюсь, не все?

- Рофно половину, - тут же откликнулся господин Херклафф. - Как было угофорено. Ни на айн карат больше, но и не меньше.