— Поеду в штаб, — сказал Янис Иванович, — поступают первые результаты. А вы покажите нашему Луке Романовичу матрешку. — Он повернулся к Капралову. — Вы ведь этого хотели?
— На самом деле я… — начал тот, но Куницын уже шел прочь.
Они вышли на улицу. Всем своим видом она опровергала легенды о бескрайних московских пробках — в этом сердце города не было ни машин, ни людей. Кремлевский дворец и золотые купола соборов сияли в свете прожекторов. Глядя на них снизу вверх, Капралов почувствовал себя внутри коробки шоколадных конфет.
— Заместитель отнес ее обратно, но здесь всё рядом. — Толстокожин указал на желтое здание по другую сторону Ивановской площади и направился к его входу.
На втором этаже они остановились перед дверью с табличкой «Консультанты».
— Вся эта сторона коридора — мой отдел! А тут у нас комната для внештатников.
Толстокожин вошел внутрь и зажег свет.
— Кто нам только ни помогает — и психологи, и физики, и даже, вы не поверите, экстрасенсы! И все они приходят сюда. Тут наш инкубатор идей, святая святых, если хотите.
Он не стал задерживаться у заполняющих комнату странных предметов — медного перегонного куба; банок с заспиртованными кусками плоти; радиоприемника VEF; утыканного иголками Кена; кислородной подушки с облупившимся баллоном; чучела лабораторной мыши; метровой длины пульта для телевизора; искусственного коленного сустава; розовой ростовой куклы слона; обмотанной портняжным метром кружки Эйсмарха; карты звездного неба с мишенью для дартс в Рыбах; барабана «Спортлото» с надписью «6 из 45», — вместо этого Толстокожин устремился к витрине в дальнем углу.
На полке с метрономом, мемуарами Киссинджера, буклетом о Фиджи, коробкой каминных спичек и миниатюрной Эйфелевой башней на усыпанной бриллиантами золотой подставке стояла царская матрешка.
Толстокожин отодвинул стекло.
— Берите, не стесняйтесь, теперь можно!
— Значит, и подставка сохранилась… — пробормотал Капралов.
— Разумеется! Собственно, с нее все и началось. Это она навела нас на мысль заняться матрешкой.
Капралов протянул руку.
— Аккуратно, она на штырь надета.
Он снял матрешку с подставки и стал разбирать: Николай с полковничьими погонами, Александра Федоровна с печальными глазами, четыре одинаковые дочери и последним Раисин пупсик. Он выстроил их по росту и спросил:
— Так что же царь в нее вложил?
Толстокожин колебался. Было видно, как его распирает сказать, но выпитое шампанское улетучивалось, и проснувшаяся осторожность боролась с кичливостью. В конце концов осторожность победила.
— Теперь это не имеет значения. Дело сделано. Да у вас и допуска нет. Государственная тайна. Простите, не имею права.
Ну вот и всё, с грустью подумал Капралов и стал складывать матрешку.
9
За неделю многое изменилось: в понедельник началась настоящая весна, и люди стаскивали с себя пальто прямо на улице; во вторник между Профессором и Толяном, к изумлению Капралова, обнаружилось нечто, похожее на дружбу; в пятницу подал в отставку Куницын и многие другие (наверняка среди них был и Толстокожин — даже он вряд ли сомневался в будущем отдела фантазий при новом президенте). Тогда же Тодасевич зачем-то прислал поздравительную телеграмму.
Капралов, казалось, позабыл и о матрешке, и о данном Денису обещании во всем разобраться, и о своей недописанной книге и даже старался не замечать охватившей всех эйфории. Он ходил на работу и беседовал с пациентами. Ночь на понедельник он, правда, не спал и под утро, когда все стало понятно, написал смс — «Поздравляю. Вы молодцы». Но не отправил.
Он встретил множество людей, побывал на другом конце света, но так и не раскрыл тайну матрешки. Ему хотелось забыть про год, прошедший между знакомством с Денисом и победой его отца на выборах президента. Однако ему напомнили.
В субботу он вернулся с прогулки, пообедал и собирался вздремнуть, но не дошел до дивана: за стеклом шкафа в гостиной, где еще недавно стояла матрешка, белела прислоненная к стенке визитная карточка. Капралов потряс головой, несколько раз глубоко вдохнул и под тисненным золотым орлом прочитал — Шестаков Леонид Сергеевич. Он смотрел на карточку, силясь что-нибудь понять, но лишь разозлился.
Уже стемнело, когда он подошел к Думе. На парковке перед главным входом, обычно переполненной, стояли лишь пара десятков машин. Он показал удостоверение и не раздеваясь направился к лифту.
На шестом этаже появилась рамка металлоискателя, и возле нее дежурил молодой блондин в ладно сидящем костюме. На удостоверение он даже не взглянул.
— Вам назначено? — спросил он.
— Нет, но я помощник.
— У нас свои правила. Вас должны встретить.
— Если должны, пусть встретят! — Капралов раскрыл красную книжицу и нетерпеливо сунул ее блондину. — Видите? Здесь написано — помощник Шестакова Леонида Сергеевича по работе в Государственной Думе! Мы с вами где сейчас?
Молодой человек наморщил лоб.
— Первый, это третий, — сказал он наконец себе под нос. — Здесь Капралов Лука Романович… Вас понял. — Он перевел взгляд на Капралова. — Ждите.