Царь-кукла (СИ)

— Но получается, это все же не просто работа? — подбодрил его Капралов. — Ради чего-то вы этим занимаетесь?

— Странно слышать такое от вас. Уж, казалось бы, кто-кто, а вы должны понимать…

— А все ж таки объясните….

— Да ради бога, Лука Романович, с удовольствием объясню: я альтруист!

— Прошу прощенья?

— Аль-тру-ист! Соображайте быстрее!

Пантелеймон Никанорович на секунду замер, задумчиво пробормотал: «А если сказать ист аль тру, то получится смесь немецкого, итальянского и английского…» и продолжал:

— Вот вы врач. Что вами двигало при выборе профессии? Престиж? Власть? Я же надеюсь, что желание помочь, а заодно получить удовольствие от результата. Вот это и есть две самые важные вещи в идеальной профессии — симбиоз альтруизма и эгоизма!

Пантелеймон Никанорович на время прекратил свою скороговорку и процитировал, со смаком выговаривая отдельные слоги: «Книгу переворошив, намотай себе на ус — все работы хороши, выбирай на вкус!»

— Помните? Только Маяковский не знал, что в двадцать первом веке люди будут сидеть перед компьютером, а зачем, для кого — загадка даже для них самих. Там же, где можно пощупать продукт, нет уверенности, что он нужен кому-то, кроме маркетологов. А вот учитель или врач, даже фитнес-тренер, в конце концов, — они помогают реальным людям. Таких настоящих профессий осталось совсем немного. Теперь вы меня понимаете?

— Не уверен, но допустим, вы мечтаете, чтобы во дворах цвели цветы, а горячую воду никогда не отключали. При этом сажать цветы нанимаете исключительно гастарбайтеров. Или вы не такой уж идеалист?

— А-а-а, — разочарованно протянул Пантелеймон Никанорович, — теперь понятно… Думаете, подловили меня? Вывели на чистую воду? Нанимаю, да! Однако же почему? А потому, что так устроена система! Я, доктор, часть системы и понимаю это. Но я работаю для людей!

— Но не для гастарбайтеров, верно?

Пантелеймон Никанорович закинул ногу на ногу, скрестил руки на груди и уставился в окно.

— Они не относятся к тем людям, помощь которым могла бы принести вам удовольствие, не так ли?

— Кто его знает… — со скукой в голосе произнес Пантелеймон Никанорович, не поворачивая головы.

— И получ-а-а-ется… — вскрыл конверт с именем победителя Капралов и снова начал писать, — что Шахноза у вас вызывает раздражение!

— Вот-вот! Пишите-пишите! Все-таки вы фундаментально не понимаете моих мотиваций.

— Пантелеймон Никанорович, давайте без этого, хорошо? Пока я от вас не услышу, я буду предполагать самое простое. А самое простое обычно не самое возвышенное.

— И вот, узнав о напряжении в наших отношениях, вы сразу решили, что я ксенофоб, верно?

— А вы нет?

— Ну, отчасти да, но только отчасти. Все мы живем инстинктами. Ни вы, ни я не исключение!

Увидев, что Капралов набирает воздуха, Пантелеймон Никанорович поднял вверх указательный палец.

— Это, конечно, ваша епархия, но дайте уж теперь объяснить!

Психиатр молча пожал плечами.

— Сознание лениво, — торопливо произнес Пантелемон Никанорович. — И мое, и ваше! Инстинкты куда проворнее. Пока оно раскачивается, инстинкт говорит — на нашу территорию вторглись! Одни ему следуют, другие отрицают. Но в обоих случаях первичен испуг. Только первые боятся всего чужого, а вторые — самих себя. Я же пытаюсь размышлять, а значит, могу с инстинктом бороться!

Он откинулся на спинку стула и потер ладони о джинсы.

— Так что дело не в этом, Лука Романович.

— Мы все равно должны объяснить ваше поведение. — Капралов возвел очи горе и с притворным энтузиазмом предположил: — Возможно, вы… садист? Шахноза даже не хочет разговаривать в вашем присутствии!

Пантелеймон Никанорович открыл рот и заморгал, будто неожиданно провалился в прорубь. Капралов, чтобы не спугнуть, не шевелился.

— Не хочет, да?.. — наконец неуверенно переспросил начальник ДЕЗа. — У меня тоже такое ощущение… Но вы ведь наверняка ей скажете…

— Не наверняка. А если пообещаю, то точно не скажу. Врачебная тайна, знаете ли.

— Значит, не скажете?

— Обещаю.

— Хорошо… — снова помедлил Пантелеймон Никанорович. — Я немного покривил душой, когда говорил, что мне до нее нет дела.

Он вскинул руку, будто отличник на первой парте, но молниеносно опустил ее на голову и пригладил волосы.

— У нас ведь с ней много общего, не так ли?

— Думаю, да, — осторожно согласился Капралов.

— Да, да… Но тут есть что-то еще, кроме очевидного… Она, конечно, косноязычна и неотесанна, я знаю… В общем, мне просто интересно понять, что она за человек. Другое дело, о чем нам говорить… Вот и приходится о работе. А она боится и вообще неправильно все понимает…

— Вы меня разыгрываете… Только что рассказывали про безразличие, теперь же, наоборот…

— Вовсе нет, Лука Романович! — немного по-театральному вскинулся Пантелеймон Никанорович. — Я знал, что даже вам будет трудно в это поверить. Просто больше мне не с кем поделиться. Но, с другой стороны, разве вам она не интересна? Разве… разве сами вы не стремитесь ее понять?

— Это моя работа.

— Значит, вы не станете давать мне советов? Ведь с вами-то она разговаривает!