— Но как раз об этом я и хочу говорить! — ответил с достоинством Николай. — Вот расписка в том, что Ирод одолжил Аравии 60 талантов. В ней ясно сказано, что если долг не будет уплачен вовремя, то он имеет право получить возврат территорией. С этой точки зрения данный поход был не чем иным, как походом за возвратом долга, на что и была получена санкция Сатурнина и Волумния, после того как Селлий отказался выполнить их указ о возвращении долга в 30 дней. Но всего удивительнее слышать мне, Цезарь, что Ирод разграбил страну, убил тысячи людей и увел множество пленных. Ирод не взял в плен ни одного араба — только своих же подданных, которые бежали в Аравию и оттуда стали разбойничать. Не было и разграбления страны — Ирод уничтожил лишь одну крепость, служившую для этих разбойников убежищем. Что же касается убитых, то все потери арабов — и они сами это подтверждают! — составили 25 человек. Просто Селлий с его природной склонностью ко лжи умножил это число на сто!
После этих слов в зале, как и полагается по законам жанра, установилась пауза — Николай замолчал, дожидаясь, пока Август осмыслит услышанное.
Наконец Август перевел взгляд на Селлия и спросил, так сколько же на самом деле арабов пало в ходе войны с Иродом.
— Точных данных у меня нет, великий Цезарь. Возможно, меня ввели в заблуждение, однако… — начал было Селлий, но Август жестом оборвал его на полуслове.
— Ты уверен, что убитых было только 25 человек? — спросил Николая пораженный властелин Рима.
— Я не знаю, что именно тебе, Цезарь, наболтал этот шут, но их и в самом деле было только двадцать пять! — с достоинством ответил Николай.
После того как Селлий был уличен во лжи, его политическая карьера была закончена. Да и, похоже, не только карьера. Обвинив Селлия в том, что он своей ложью поссорил его с давним и преданным другом, Август заявил, что Селлий заслуживает смерти, но окончательно он решит его участь лишь после того, как будет сполна возвращен долг Ироду… Что касается Ареты, то его было решено пока оставить царем Набатеи.
* * *
В те самые дни, когда Николай находился в Риме, в Иерусалимском дворце стали происходить поистине ужасные события. Начало им положил визит в Иудею царя Спарты Гая Юлия Эврикла.
Судя по обмолвкам Флавия, Эврикл прибыл по приглашению Антипатра, познакомившегося с ним во время пребывания в Риме. Однако, появившись в Иерусалиме, спартанский царь одновременно становился и личным гостем Ирода.
Надо заметить, что биографии Эврикла и Ирода были в чем-то схожи. Оба поначалу были сторонниками Антония, а затем переметнулись к Августу. Причем Эврикл был участником битвы при Акции, а потому вошел в ближайшее окружение Августа. Оба они не были потомственными царями, а получили свои царства из рук римлян. Наконец, оба слыли тиранами и транжирами, обложившими своих поданных тяжелейшими налогами.
Но если Ирод тем или иным образом еще держался на плаву, то Эврикл опустошил казну Спарты до дна и крайне нуждался в деньгах. Эта нужда и привела его в Иерусалим: явившись в Иудею с дорогими подарками для Антипатра и Ирода, он надеялся получить взамен куда большие подарки и с их помощью хотя бы как-то поправить свои дела. Забегая вперед скажем, что эти надежды полностью оправдались, так как подлость обычно очень хорошо оплачивается.
Хотя Флавий об этом прямо не пишет, из самого его текста нетрудно догадаться, что Антипатр пообещал Эвриклу огромные деньги, если тот поможет ему избавиться от Александра и Аристобула, сведя таким образом на нет недавние усилия царя Архелая.
Ирод же, вообще любивший гостей (так как это давало повод покрасоваться), принял Эврикла с распростертыми объятиями. Отчасти это объяснялось еще и тем, что хотя спартанцы были частью греческого этноса, сами они относили себя к семитам и вели свое происхождение от праотца Авраама. Таким образом, они приходились близкими родственниками евреям, идумеям и арабам и пользовались уважением как у тех, так и у других и у третьих.
Беда заключалась в том, что Эврикл был полной противоположностью представления о спартанцах как о людях исключительного мужества, честности и благородства.
С помощью неприкрытой лести он вскоре настолько вошел в доверие к Ироду, что тот стал считать Эврикла лучшим другом и внимать каждому его слову. Одновременно он втерся в доверие и к Александру, представившись близким другом его тестя Архелая. В беседах с Александром Эврикл вновь и вновь выражал недоумение, почему тот, сын потомственной царицы и зять царя, терпит, чтобы главным наследником считался безродный Антипатр?! Раз за разом гость из Спарты вызывал Александра на откровенность; что называется, тянул за язык, побуждая высказывать все, что царевич думал по поводу казни матери, а также Ирода и его правления.
Затем Эврикл проделал тот же трюк с еще более простодушным Аристобулом и поспешил к Антипатру, чтобы отчитаться «о проделанной работе». Посовещавшись, друзья решили, что все услышанное от Александра и Аристобула Эврикл должен будет пересказать Ироду, добавив, что братья уже разработали план отцеубийства.