Решение двух прокураторов было однозначным: Селлий обязан вернуть Ироду долг в тридцатидневный срок, и стороны должны выдать друг другу сбежавших на их территорию подданных другой стороны.
Принимая последнее решение, Сатурнин и Волумний руководствовались исключительно желанием выказать себя сторонниками объективности: им было прекрасно известно, что Ирод не укрывает ни одного араба, сбежавшего на территорию Иудеи, в то время как Набатея дала убежище огромной банде разбойников, террористов, беглых преступников и т. п. Называть их можно было как угодно, но суть от этого не менялась. Думается, у читателя, хорошо знакомого с военно-политической ситуацией, сложившейся сегодня на Ближнем Востоке, уже возникли некоторые параллели. Но лишь дочитав рассказ о последней войне Ирода с арабами до конца, можно понять, что история в этом регионе не просто повторяется — она словно топчется на месте, и ни в расстановке сил, ни в приемах, которыми пользуются противоборствующие стороны, ровным счетом ничего не меняется.
Селлий, которого никак не устроил вердикт римских наместников, решил его проигнорировать. Вместо того чтобы выплатить долг, он с дорогими подарками отправился в Рим, чтобы завоевать симпатию Августа, оклеветать Ирода и таким образом избежать и уплаты долга, и выдачи разбойников. Последних Селлий решил представить несчастными, обездоленными беженцами, вынужденными покинуть родину из-за бесчинств Ирода.
Надо заметить, что в ту эпоху установленный римлянами на всей территории империи порядок, подобно нынешнему международному законодательству, строго регулировал как отношения между вассальными царствами, так и сами правила ведения войны. Нарушать эти правила позволялось разве что самим римлянам, а вот все остальные правители должны были улаживать споры между собой миром и прибегать к применению силы лишь в особых случаях, да и то опять-таки только с санкции Рима.
Так как Селлий отказался выполнить решение арбитражного суда, Сатурний и Волумний признали, что Ирод имеет право пойти на арабов войной. Однако при этом войну он мог вести только против самих разбойников и тех, кто их поддержит с оружием в руках, и ни в коем случае не против мирных жителей.
Воспользовавшись данным ему разрешением, Ирод вторгся в Набатею и стремительным конным переходом за три дня вместо семи оказался у Раипты — небольшой крепости, где засели трахонские головорезы. Набатеи прислали им на помощь отряд в несколько тысяч человек во главе с военачальником Накебом, но сражение между ним и Иродом закончилось, едва начавшись: Накеб был убит, а его солдаты бежали, оставив на поле боя 25 трупов.
Что касается разбойников, то они быстро поняли, что одно дело — грабить и убивать мирных крестьян и совсем другое — противостоять хорошо обученной регулярной армии. В обмен на капитуляцию Ирод сохранил им жизнь, но велел сровнять Раипту с землей, после чего объявил кампанию оконченной.
По возвращении в Иудею он велел направить в Трахон три тысячи воинов из числа соплеменников-идумеев, с тем чтобы они со своими семьями обеспечивали порядок и колонизировали эту область.
После этого Ирод послал Сатурнину и Волумнию подробный отчет о кампании, и те, проведя собственное расследование, пришли к выводу, что Ирод и в самом деле не нарушил ни одного из римских законов о ведении войны.
Тем временем известие о событиях в Аравии дошло и до находившегося в Риме Селлия. Облачившись в траурные одежды, неофициальный правитель Набатеи явился ко дворцу Августа, а на вопрос императора, о чем он скорбит, рыдая, заявил, что справляет траур по своему народу, который из-за Ирода оказался на грани уничтожения. Дальше Селлий стал рассказывать о том, как, вероломно вторгшись в страну, Ирод буквально опустошил Аравию, разрушил и разграбил полную сокровищ крепость Раипту, убил две с половиной тысячи мирных, не оказывавших ему никакого сопротивления жителей, а также его друга и родственника Накеба.
Все это, по словам Селлия, было бы невозможно, находись он не в Риме, а на родине — уж он бы сумел дать отпор зарвавшемуся иудейскому царьку. Но ведь он покинул Набатею в твердой уверенности, что благодаря Цезарю во всей империи царит мир и решение споров путем войн осталось в далеком прошлом!
Эта страстная речь о совершенном Иродом «геноциде арабского народа» и опустошении целой страны произвела должное впечатление на Августа. Вдобавок Селлий представил ему в качестве свидетелей подданных Ирода, жителей Трахона, и те подтвердили рассказ о «геноциде».
Дальше Август разбираться уже не стал. Его личные симпатии к Ироду пошли на убыль еще после истории с Александром и Аристобулом, а после рассказа Селлия Цезарь окончательно решил, что Ирод зарвался и пришло время поставить его на место.
В немедленно составленном письме Август обвинил Ирода в военных преступлениях и известил, что лишает его высокого звания «друга императора» («филокейсара») и «будет видеть в нем теперь лишь своего подданного», обязанного беспрекословно выполнять его приказы.