«Прибыв к Антонию, — сообщает Флавий, — Ирод быстро склонил его на свою сторону теми дарами, которые привез с собой из Иерусалима, а дружественным разговором вскоре достиг того, что Антоний перестал сердиться на него и прежние наветы Клеопатры на него совершенно утратили всякую силу. При этом Антоний выразился в том смысле, что нехорошо привлекать царя к ответственности за то, что происходит у него в царстве (в таком случае он сам не желал бы быть царем), ибо те, кто предоставил царю его власть, должны предоставить ему и полное право пользоваться ею. Вместе с тем он сказал, что не позволит более Клеопатре (видимо, на замечание Ирода, что та слишком много себе позволяет. —
Время пребывания в Лаодикее запомнилось Ироду как чрезвычайно приятное: целые дни он проводил в пирах и разговорах с Антонием, обращавшимся с ним как с равным.
Таким образом, эту битву Клеопатра (а вместе с ней и Александра) проиграла. Ирод возвращался в страну, обласканный Антонием и, как никогда прежде, уверенный в прочности своих позиций. Правда, к этой победе примешивалась и капля горечи: Антоний, видя, в каком состоянии пребывает Клеопатра от еще большего его сближения с Иродом, вместо ожидаемого наказания посоветовал последнему сделать своей возлюбленной «маленький подарок», чтобы та успокоилась.
«Маленьким подарком» оказались Келесирия и окрестности Иерихона с их финиковыми пальмами и бальзамными деревьями, на основе смолы которых производился известный на весь античный мир целебный (и крайне дорогой) иудейский бальзам. Не желая совсем дарить ненавистной египтянке столь ценную территорию, Ирод тут же упросил отдать окрестности Иерихона ему в аренду в обмен на 200 золотых талантов в год.
Обо всем этом Ирод и сообщал в письме жене, которое пришло в тот самый момент, когда Александра и Мариамна умоляли Иосифа помочь им бежать к римлянам.
Судя по всему, Ирод пробыл в гостях в Лаодикее долго — вплоть до 34 года до н. э., когда Антоний снова двинулся на Парфию и Армению. А по возвращении домой первыми, кто поспешил сообщить Ироду о происходившем во время его отлучки, стали самые близкие ему люди — мать Кипрос и сестра Саломея.
Увы, как это часто бывает, отношения Мариамны со свекровью и золовкой, мягко говоря, оставляли желать лучшего. Говоря же прямо, Кипрос и Саломея откровенно ненавидели и Мариамну, и Александру. Эта ненависть началась еще тогда, когда они вынуждены были вместе коротать время в Масаде, а затем в Самарии, пока Ирод добывал себе престол.
В Иерусалиме же отношения между женщинами еще больше ухудшились, так как Александра не упускала случая напомнить новым родственницам, что она царская дочь, а они «беспородные дворняги». К тому же сестра Ирода, видимо, уже давно мечтала избавиться от постылого престарелого дядюшки-мужа.
Неудивительно, что Саломея поспешила доложить брату, что за время его отсутствия Иосиф и Мариамна стали любовниками и вдобавок царица вместе со своей мамашей собирались бежать то ли к Антонию, то ли в Рим и требовать там себе царство.
Вне сомнения, Саломея придумала историю о связи своего мужа с Мариамной, прекрасно рассчитав, что этот рассказ вызовет у брата приступ патологической ненависти, которая, как известно, является лишь еще одним симптомом паранойи.
Достаточно задуматься, чтобы понять: юная красавица Мариамна вряд ли могла отдаться старому, некрасивому Иосифу, годившемуся ей в дедушки.
Иосиф, в свою очередь, никогда не осмелился бы посягнуть на честь племянника, да еще такого, как Ирод.
Элементарная логика подсказывала, что речь идет о навете. Но в том-то и дело, что мышление параноика не подчиняется логике. Охваченный патологической ревностью, он не в состоянии внимать доводам разума, никакие доказательства невиновности партнера и клятвы верности его не убеждают — наоборот, он упорно ищет доказательства измены. Прямым следствием этого болезненного состояния является и проявление агрессивности как по отношению к партнеру, так и к воображаемому сопернику.
Возможно, Саломея рассчитывала, что в таком состоянии брат расправится и с собственной женой, и с ее мужем. И все же в какой-то момент сила любви (или страсти) Ирода к Мариамне оказалась сильнее ревности.
Увидев жену, он почувствовал прилив желания, но, пересилив себя, все же спросил, правда ли, что они с Иосифом стали любовниками. Мариамна в ответ стала все отрицать и клясться в своей полной невиновности.
Ирод, жаждавший услышать именно эти слова, привлек к себе жену и стал шептать ей на ухо самые обжигающие слова любви, какие он только знал, моля о прощении за то, что оскорбил ее своим недоверием. Но когда он, как казалось, окончательно потерял голову от желания, Мариамна отстранилась от мужа и спросила, действительно ли он отдал указание Иосифу убить ее в случае его гибели в Лаодикее. И если это правда, то можно ли назвать его чувства любовью?